В этом году тоже работу нашёл — наверное, опять с туристами, вон, аванс взял… А потом собирается в Суворовское училище поступать. Он, между прочим, девять классов без единой тройки окончил. Правда, колебался — как ему с бабкой быть, болеет она у него часто. Ну, я обещал присмотреть. В конце концов, мы с её сыном год на камнях спина к спине спали, а это, знаете…
Короче, будет Рат офицером. Жаль только, что у нас так: сегодня орден на грудь, а завтра за решётку. Я ему говорил, да он только бровями водит…
…— Это есть весима печареная история, — японец покачал головой. — Печареная и… как это русики?.. За-хва-ты-ва-ю-сиая.
— Это кому как, — буркнул Сентяпин. — Мальчишка один, как перст, на белом свете.
— О да, — японец вздохнул. — Ми это понимаем. Черовеку крайне трудно без бризких. Я бы… — он полез в карман аккуратного пиджака, — я бы крайне хотер помочь марьчику. Я весьма небедный черовек. Мозет быти вы передавайте ему эти деньги? — он отсчитал пять сотенных еврокупюр и протянул с вежливой улыбкой хозяину закусочной. — Не средует говорить ему, от кого. Это, — и японец вдруг очень чётко выговорил, хотя это стоило ему очевидных усилий, — несправедливо, когда так бывает.
— Он не возьмёт, — убеждённо сказал Сентяпин. — Просто так он деньги не возьмёт ни у кого — ни как подачку, ни как помощь.
— Жарь, — японец помедлил, положил деньги на стол. — Тогда я убедитерьно просить вас — вы будете передавать эти деньги старая зенщина, его бабуска. Под… под предрог. Вы придумать предрог и передать, когда марьчик уходить в рес. Сказите ей, — он вдруг печально улыбнулся, — сто это от одного тозе старого узкоглазого, который быр сордатом и потеряр и веру, и страну… — японец помедлил снова и тихо закончил: — Да и семью. Я визу мои внуки раз в год. На праздник. И сын — торько на праздник. К чему мне денги? Я умру — и… — японец вежливо улыбнулся и сказал: — У вас крайне вкусная еда. Брагодарю вас.
Скакал казак через долину
В трёх километрах от «Загляни, дружище!» от шоссе уходила в лес грунтовка до самого посёлка, но Рат знал, что она делает петлю до моста, и в результате набегает лишних пятнадцать километров. Поэтому он повернул в лес сразу за домиком — и уже около часа ехал по тайге.
Человеку непосвящённому тайга показалась бы одновременно безжизненной, но и полной шумов, враждебной — трудно было даже представить себе, что всего в нескольких километрах по асфальту проносятся автомобили. Под широкими лапами кедров царил вечный полумрак. Солнечные проплешины среди кусочков лиственного леса казались скорее тревожными, чем весёлыми. Вечно неизменным и вечно меняющимся выглядел лишённый каких-либо особых примет пейзаж — затягивающим своим зелёно-чёрным однообразием. Пели невидимые птицы, в тенях крались странные шорохи, и даже журчание скрытого в ложбине ручейка казалось загадочно-враждебным.
