– Ну, я вижу, ты совсем загрустила, – Костя очнулся и заглянул ей в лицо.
– Да уж веселого мало, – согласилась она.
Костя провел рукой по гладкой, мокрой древесине креста.
– Я скучаю по Мишке, если честно. Бывало, засидимся у него допоздна, и тетя Света, мама его, приходит нас разгонять, а он выдает это свое коронное: «Прова-аливай, малышня…» Это он нас с Маркелом малышней обзывал. Взрослый выискался, на год старше… Бесились мы жутко, ясное дело!
И Кате показалось, что Костя действительно познакомил ее со своим лучшим другом. Она представила Мишку так явственно, и эту интонацию, и эту хитроватую улыбку, и вихрастую голову. Ей даже стало казаться, что она знала его раньше, видела мельком несколько раз, рослого, рыжего и задорного.
– А сейчас бы он сказал: «Ну, Костян, салага, даешь!.. Барышню на кладбище притащил. Прова-аливай!», – хохотнул Костя, встал с оградки и протянул Кате руку. – Пойдем, мавочка моя, Мишка прав – поздоровались и ладно, что нам с тобой на кладбище делать?
Дождь перестал, и воздух уже опять наливался влажным зноем. Костя проводил Катю до дома и отправился на работу, условившись встретиться позже. А вечером никто из них, словно по молчаливому уговору, не заикнулся о дневной прогулке по погосту. Катя чувствовала, как много это значило для Кости. И с волнением осознавала, что вряд ли он водил туда кого-то еще из девушек.
А между тем наступили вишневые дни. Из вишни варили компот, варенье, делали наливку, Алена пекла открытые пироги, резала квадратиками подсохший вишневый мармелад и посылала Катю на чердак посмотреть, как там сушится ягода. На чердаке было горячо и сухо, как в печи, и к жестяной крыше невозможно было даже притронуться. Сонно и угрожающе гудели осы, свившие два гнезда – в углу и на чердачной двери. В обед алым соком истекали вареники с волнистым краешком, что так ловко залепливала кончиками пальцев Алена.
Катя даже не успела заметить, как быстро все переменилось. Еще несколько дней назад она не знала о Костином существовании, а теперь не могла этого и представить. Он просто пришел, как входят с мороза в дом, принося с собой дыхание стужи и чуть хмельную радость, и занял собой все пространство юной Катиной жизни. Весь ее маленький мирок сошел с ума после того поцелуя под плачущей ивой. Днем она под любым предлогом садилась на трескучий велосипед и, поминутно вправляя ударом ноги сломанную каретку, катила на рыночную площадь. Там, за автостанцией, была мастерская, в которой Костя работал автомехаником. Мастерскую год назад открыл предприимчивый местный делец Маркин, в считанные недели разбогатев на «МММ» – в Пряслене его с долей ехидства и зависти прозвали Леней Голубковым. Завидев Катю, Костя хватал замаслившуюся тряпку, чтобы вытереть руки, и стремительно заключал ее в объятия. Улучив момент, чтобы никто на них не смотрел, касался губами ее шеи, пробуя покрытую испариной кожу на вкус:
