Вчетвером они вышли из отделения, в ажурную тень каштана.
– Идите домой, я попозже подойду, – велел Костя матери и Степе.
Обернулся к Кате и взял ее за руку:
– Пойдем скорее, не хочу здесь.
Перейдя через проезжую часть, они зашли через кованые ворота в прясленский парк. За деревьями, на просвет виднелось зефирное, розовое с белыми колоннами здание дома культуры и рядом с ним качели и аттракцион-паровозик, от которого доносились резкие вопли детворы. Катя попыталась заговорить, но Костя прижал палец к ее губам:
– Давай помолчим. Немного, хорошо?
Катя едва поспевала за его широким, скорым шагом. Он уверенно вел ее за руку мимо баскетбольной площадки и стадиона с трибунами к пустынной части парка за водонапорной башней. За рекой был виден тот луг, где пару дней назад горели купальские костры. Высоко в небе плавилось солнце, на кирпичной пузатой башне старинный флюгер, с латинскими литерами и длинной стрелкой, был спокоен и недвижим. И даже кузнечики замолкли. Сухо и знойно пахло полынью и разнотравьем.
Голоса купающихся доносились откуда-то издалека, но видно не было никого.
Под раскидистой плакучей ивой, ветви которой спускались чуть не до земли, образуя зеленый шатер, Катя не выдержала:
– Куда мы идем?
– Сюда.
Он остановился и резко развернул ее к себе:
– Я думал об этом все время, каждую минуту.
Он взял ее лицо в ладони. Его глаза, раскосые и светлые, стремительно приблизились, и она знала, что будет дальше, но не успела ни обрадоваться, ни испугаться.
И он ее целовал. Нежно, изучающее. Неторопливо. Сначала в губы, потом в синеватые веки, и снова в губы, уже настойчивее. А она отвечала, неумело, и с каждым прикосновением все мягче и податливее.
А потом пошел дождь. Кате так показалось. Большие теплые капли пролились на макушку, на лоб и шею, скатываясь за шиворот.
– Что это такое? – со смехом распахнула она глаза, только чтобы убедиться, что сквозь густую крону небо даже не просматривается, вокруг все такой же погожий день, а влага капает лишь с ветвей.
– Ивы плачут. Ты думала, их плакучими только за вид такой назвали? – И Костя, снова притянув ее к себе так, словно хотел впечататься в нее, поцеловал все еще красноватый носик. А про себя улыбнулся с облегчением, что облезть этому милому носику доведется под его неутомимым вниманием.
