Понятно, подвела меня плебейская натура человека, родившегося в простой семье, выросшего среди простых людей и продолжающего жить среди обычных людей, которых воспитывают «бедные» мамы, вынужденные за неимением средств на няню взваливать на свои плечи заботу о малыше и лично, без посредников, дарить им любовь и ласку. В богатых семьях нынче все по-другому, все «по-людски», чадом занимается няня, или, как в одно время называли их на иностранный лад, «бебиситтер», а мамаши занимаются своим отпрыском в лучшем случае один час в день, а то и вовсе не занимаются. Про отцов в таких семьях я вообще не говорю — они деньги зашибают, им не до детей. Как говорится, все новое — хорошо забытое старое. Потому как и до Октябрьской революции в русских семьях были няни. И вот сейчас, глядя на няню и барчука, мне в голову пришла интересная мысль, что няни — зло! Ибо если бы у детей Анны Карениной не было няни, то Анна осталась бы жива! Потому что вынуждена была бы заниматься детьми, а не крутить от безделья роман с Вронским и в итоге, будучи непонятой в обществе, бросаться под поезд.
Но что-то я отвлекся от цели своего визита.
— Я могу снять верхнюю одежду? — спросил я у женщины.
— Ах да, конечно, — спохватилась она, — повесьте в шкаф.
Я повесил зонт на ручку двери так, чтобы вода с него капала на резиновый коврик, повесил куртку во встроенный шкаф и вновь обернулся к няне.
— А этот дядя к маме пришел? — спросил мальчишка, глядя на меня лучезарным взором.
Вопрос был задан няне, но ответил я:
— К маме. Проводишь меня?
— Запросто, — сказал пацан, развернулся и стал взбираться по лестнице.
— Осторожно, Андрюша, не упади! — сказала няня вдогонку.
— Да знаю, — отмахнулся мальчишка и продолжил восхождение по лестнице на второй этаж.
Я зашагал следом.
На втором этаже в коридоре находилось несколько дверей, но лишь одна из них, первая слева, была открыта. Мальчишка, поднявшийся уже вперед меня, побежал по коридору и влетел именно в эту дверь.
— Мама! Мама! — раздался его звонкий голос. — К тебе дядя пришел!
— Хорошо, Андрей, спасибо! — раздался женский, как мне показалось излишне строгий по отношению к сыну, голос.
Я прошел по коридору и ступил в открытую дверь. Комната, куда я вошел, была будуаром, отделанным в розовых тонах. Здесь стояла кушетка, обитая шелком, комод, шкафчик, столик на гнутых ножках, с установленным на нем большим овальным, вращающимся вверх-вниз зеркалом, рядом со столиком — пуфик, кругом косметика, куклы, статуэтки и прочие безделушки, которые так нравятся женщинам. Посреди комнаты стояла высокая, статная, лет тридцати семи женщина. У нее была гордо посаженная голова, пышные черные волосы и холеное, чуть удлиненное лицо с прямым носом, тонкими губами, высоким лбом и карими глазами с надменным взглядом. Царица, одним словом, только вот одета не по-царски, попроще — в синие брюки и коричневую блузку.
