Оружие Кроноса | страница 103
— Прекрасный образчик женской логики, — отметил Жора. — Мне не нравится, значит, этого нет.
— Браво, Георгий Борисович! Вы интеллектуально растёте прямо на глазах. Может, вы и докажете, что отец мой лгал мне в глаза?
— Да запросто! Вот вы говорили, что для вас люди — как мыши. Я и представил, что я — очкастый ботан, и дрессирую мышей. А для Господа нашего вместо мышей — жиды. Ой, простите! Евреи, конечно же. И он их тоже дрессирует по-всякому.
— Представил вашу бродячую труппу, — криво усмехнулся Сатана. — Гвоздь программы! На арене дрессированные хищники: мыши и евреи! Дрессировщики — народные и заслуженные артисты России и Израиля Георгий Борисович…
— Я же серьёзно, — обиделся Жора.
— Хорошо, продолжайте.
— Ну, вот мы с Господом дрессируем каждый своих, и тут приходит ко мне Бабай, а к нему — Женя, и говорят: «Мы сейчас ваших зверушек того, потравим немного». Я говорю Бабаю: «Да пошёл ты! Это мои мыши, я с ними долго возился!». А господь почему-то говорит Жене: «Та делай, что хочешь! Я займусь другой породой мышей, арабской!».
— С чего вы взяли, что отец ему так и сказал?
— А с того, что если бы он хотел остановить Женьку, то расписал бы вам весь свой базар с ним. А он вместо этого вас, считай, выгнал из своего дома. Ну, и нас заодно.
— Правдоподобно. Ну, а почему он так себя повёл? Есть идеи?
— Конечно. Вы только не обижайтесь. Понимаете, если моих мышей захочет потравить Ромуальдовна, то ей можно. Потому что она мне дороже сотни мышей. А может, даже тысячи. Выходит, Женька для вашего батюшки то самое, что для меня Ромуальдовна.
— Вы намекаете, что мой отец — содомит?
— Ну да. Он и Женька друг друга того, в манделу.
— Георгий Борисович! Вы хоть понимаете, какое на наших глазах свершается невообразимое чудо, что после подобных инсинуаций вы до сих пор живы?
— После чего?
— После высказанных вами глупостей! Кстати, чтоб вы знали, Мандела — это не то, что вы думаете! Это человек с такой фамилией!
— Бедняга! Как вообще жить русскому человеку, если он для всех Мандела?
— Мандела — не русский.
— А кто? Жид, что ли? То есть, этот, еврей?
— Вы неисправимы, Георгий Борисович! А Мандела — негр.
— Вот же не повезло человеку. Мало того, что фамилия ужасная, так ещё и негр. Но вы тему-то нашего базара не забалтывайте. Ну, пусть не в манделу, а в попу. Что это меняет?
— Мой отец — не содомит! Более того, он ненавидит содомитов.
— Знаешь, противный, все ярые гомофобы, вроде твоего папашки — латентные геи, — неожиданно вмешался в беседу проходивший мимо молодой израильтянин с ярко накрашенными губами и тенями на веках. — Это ещё Фрейд доказал.