К счастью, сам кайзер умел очаровывать. Благодаря этому, несмотря на неоднократные трения, ему удалось не только сохранить популярность в Англии, но и крепко забрать в руки нового русского царя, слабого и мягкотелого Николая II. Некоторое время кайзер пользовался выгодами этого влияния, не неся сам никаких обязательств.
Первое обострение взаимоотношений с Британией, набросившее роковую тень и на будущее, возникло из-за Турции. В 1892 году у власти в Англии вновь оказалось либеральное правительство. Как рассказывает Грэй, внезапно из Берлина было прислано нечто вроде ультиматума с требованием прекратить конкуренцию с Германией «в отношении железнодорожных концессий в Турции».
В последующие годы кайзер также не терял случая доказать, что в центре ткавшейся паутины германской внешней торговли сидел злой паук. В 1895 году его вмешательство позволило России лишить Японию ее добычи как результата ее войны с Китаем[2].
В 1896 году произошло второе, еще более серьезное обострение отношений с Британией. По иронии судьбы источником этого обострения явилось слишком пламенное восхищение англичан империализмом Бисмарка и подражание ему. Кайзер все более и более раздражался самолюбованием Сесиля Родса. Используемый Родсом метод распространения британского влияния в Южной Африке подрывал его собственные планы. После нескольких глухих жалоб и «милой» поддержки буров в Трансваале, Вильгельм нашел заманчивый предлог для демонстрации во время рейда Джеймсона в Трансваале[3].
На Совете 3 января 1896 года кайзер потребовал, чтобы Германия приняла протекторат над Трансваалем и послала туда войска. Когда канцлер Каприви возразил, что «это вызовет войну с Англией», кайзер скромно заметил: «Да, но только на суше». Кайзеру посоветовали менее сильное средство – послать поздравительную телеграмму президенту Крюгеру, составленную в таких выражениях, чтобы не только оскорбить Британию, но и подчеркнуть отрицание ее суверенитета над Трансваалем.
В обеих странах закипели народные страсти. В одном случае это вызвало плохо замаскированную зависть, в другом – обиду, когда в старом друге неожиданно увидели нового соперника. Немцы совершенно естественно досадовали, что Британия, имея уже много колоний, хочет получить их в той части света, где пришедший позже рискует натолкнуться на неприятности. Англичане так привыкли к колонизации, что слепо уверились, будто это дело лишь «Джона Буля», и не могли понять, как могут возникать такие же стремления у кого-либо другого, кроме традиционных соперников – Франции и России.
