Кормилец | страница 6



IV

Маленький Прошка работал на фабрике уже вторую зиму. Марковна стонала с осени, - как это мальчонко будет робить в стужу, когда у него нет ни шубенки, ни валенок, ни хороших варежек!

- И то прохворал в прошлую-то зиму недель шесть, - говорила Марковна. Уж хоть бы он помер, што ли... не глядели бы глазыньки на ребячью маету!.. А много ли заробит и с Федоркой вместе: ей двугривенный поденщины да Прошке гривенник... В выписку* дён двадцать приходится, ну, и принесут домой три рубля шесть гривен. Не много уколешь на них... Вон ржаная-то мучка восемь гривенок пуд; крупа, горох... а тут обуть надо, одежонку справить!..

______________

* На горных заводах плата рабочим выдается через две недели; это и называется выпиской. (Примеч. автора.).

- Маменька, что же нам делать, ежели уж так довелось? - отвечала иногда Федорка, которой нытье матери было хуже ножа. - Вот погоди, Прошка подрастет, тогда справимся...

- Сам-то когда был в живности, так по пятнадцати цалковых приносил домой в выписку! - не унималась старуха. - Легкое дело сказать... Крупчатку покупали к пасхе, говядину; на все хватало. Другие-то вон как живут, только радуются, а нам без смерти смерть...

Марковна была из зажиточной семьи и прожила с мужем лет пятнадцать в полном довольстве, поэтому ей особенно была горька настоящая нужда. Как большинство заводских баб, Марковна никакой другой работы не знала, кроме своей домашности. Когда был муж, она еще с грехом пополам ткала пестрядину, а теперь и от этой работы отбилась, - не на что было купить льна, и пустые "кросна" стояли в сенцах. Вообще самая горькая нужда обошла семью Пискуновых со всех четырех углов и давила с каждым днем все сильнее и сильнее. В пять лет вдовства Марковна успела поразмотать все, что было нажито с мужем: лошадь, корову, хорошую одежу, два покоса, стоявшие в огороде срубы на новую избу и т.д. Нужно было пить-есть, а ребята остались невелички. Слава богу, по миру еще не ходили... Только вот Федорка попала на фабрику!.. Нехорошее это дело, да быть иначе нельзя, не с голоду помирать.

- Ты, смотри, Марковна, пуще наказывай дочери-то, чтобы она не сбаловалась, - шушукали соседки.

- И то наказываю...

- Хорошенько учи, потому - какой у девки ум.

По силе возможности Марковна действительно "наказывала" дочери и часто доводила ее до слез. Федорка сначала огрызалась, потом начинала ругаться и кончала бессильными девичьими слезами. Да и как было не плакать: какая это жизнь? Работаешь, бьешься, недоедаешь, недопиваешь, в люди глаза показать не в чем, а тут еще мать пристает... У Федорки все платьишко было на себе, да плохонькая "перемывочка", то есть разное тряпье, которое надевалось во время стирки Федоркина сарафана: рубаха и юбчонка с "подзором". Летом выйти в хоровод не в чем, а зимой - на супрядки или на вечёрки. Так Федорка и сидела у себя дома, стыдясь показаться в люди в своей заводской саже. Мать понимала ее положение, но помочь не умела... Да и чем тут поможешь, когда при дорогом заводском харче троим приходилось тянуть две недели на три рубля шестьдесят копеек? Только-только на хлеб хватало да на крупу.