Кажется, Натка была единственной женщиной, кому Татьяна ни разу не сказала ничего едкого, — слишком уж безобидной была эта веселая хохотушка. И потом рядом с нею всегда был Сергей, его в этом доме уважали, а может быть, и побаивались. Во всяком случае, ни Павел, ни Таня не желали терять Сергея: он помогал Павлу, с ним было интересно, да и заходил он к ним почти всегда по делу, а не на «суаре» — так он называл их званые вечера. Остроты Татьяны его не трогали, на въедливые ее вопросы Сергей отвечал односложно и, дождавшись паузы, говорил:
— Ну, рассказывай, что там у тебя, — и относилось это только к Павлу.
Павел устало махал рукой:
— А, ерунда… опять что-то не ладится…
Но Сергей умел его расшевелить: заставлял показать то новое, что написано, хмурился, правил, ругал, хвалил. И все вдруг оказывалось не так уж скверным, Павел вырастал в собственных глазах, работа казалась ему нужной и довольно самостоятельной, и он начинал верить, что в конце концов что-то у него получится.
— Ты, брат, молодец, — говорил Сергей. — А я все с кандидатской не справлюсь. Фактов, знаешь ли, миллион…
— Господи! — шумно возмущалась Натка, — она, как всегда, вваливалась в кабинет вместе с Сергеем. — Сопляки защищаются, а этот… Решил поразить мир!
Сергей добродушно улыбался, обнимал Натку за плечи, и Павел видел, что сердится она не всерьез, что новое для Сергея амплуа «незащищенного» научного сотрудника ни капельки ее не тяготит, что они по-прежнему неизвестно чему радуются и неизвестно почему наслаждаются каждым днем их общей жизни.
Ох уж эти дурацкие «суаре»! Холодная светскость Тани, завистливое восхищение гостей, взаимные любезные колкости — ни дружбы, ни истинной потребности в общении… И тут же, рядом, сидит их четырнадцатилетний сын. То есть он не сидит, конечно. Он меняет пленки, ставит «свои» записи — модных бардов с их интимными вздохами, туманной тоской по чему-то несбывшемуся — и нетерпеливо ждет, когда Таня небрежно бросит:
— А ну-ка, ребенок, сыграй что-нибудь.
И Саша приносит их общую гордость — электрогитару, с множеством приспособлений, вызывающих восхищение одноклассников, и вместе с мощно звучащим стереооркестром играет тщательно отработанную «импровизацию»…
Он отлично играл, их Саша, но зачем они выставляли его напоказ? Зачем слушал он их меланхолические беседы? Лучше бы он ходил в походы со сверстниками или безнадежно влюблялся в патлатых миниюбочных девчонок. Он не ходил в походы и не влюблялся, и сейчас, маясь на диване, Павел думал об этом с горечью, недоумением, с чувством личной утраты.
