Она вышла, очень тоненькая (или это платье такое?), легкая, юная, и почти побежала к машине. До боли вцепившись в руль, он смотрел, как она идет, и не мог двинуться с места. Потом деревянной рукой открыл дверцу.
— Павка, Павка, Павка!
Юля вжалась ему в грудь и все повторяла и повторяла его имя, а Павел гладил ее мягкие волосы, вдыхал их родной запах и сжимал ее плечи.
— Больно… — Она чуть повела плечами, и Павел опомнился.
Теперь он гладил эти плечи, хрупкие плечи под тонким платьицем, они вздрагивали под его руками, и он увидел в ее глазах слезы.
— Что с тобой, Юленька?
Но Юля уже смеялась сквозь недавние слезы.
— Павка, я становлюсь кликушей и истеричкой. Там, на Урале, я все время с тобой разговаривала, все тебе показывала, даже купались мы с тобой вместе…
— Где купались? — не понял Павел.
— Как где? В реке! В Белой… Кругом, знаешь, горы — зеленые-зеленые. А река быстрая и голубая… Слушай, поедем на пляж, а? Ну придумай что-нибудь, ну договорись!
Она так смотрела на него, что он засмеялся. Как с ней легко! Как чудесно! И ничего, кажется, ей не надо — только видеть его, быть иногда рядом, радоваться тому, что он есть. Наверное, так и надо. А он-то чуть не наделал глупостей. Хорошо, что тогда, два месяца назад, он ничего не успел ей сказать. Он хотел похвастаться, что руководил без нее отделом, но мысль эта только мелькнула: рядом с Юлькой таким это было неважным…
— Поедем! — тряхнул он головой, — Иди бери свои трусики, а я позвоню на работу.
Юлька бросилась назад, в дом, а Павел позвонил Гале и, не выдумывая даже предлога, просто сказал:
— Галина Сергеевна, сегодня меня не будет. — И, не дожидаясь ответа (Танина школа!), повесил трубку.
Юля вернулась сияющая и чуть виноватая.
— Пав, я знаю — я, наверно, ужасная эгоистка, но там, на Белой, я так мечтала об этом.
Смешная… Родная, смешная девчонка… Мечтала, как они будут купаться… А он-то чуть не вовлек ее в такие страсти! Павел чмокнул Юлю, и они поехали. И, как всегда, Юля сидела совсем рядом, он обнимал ее на перекрестках и целовал куда-то за ухо, а потом включил приемник, и они понеслись сквозь огромную, плавящуюся от зноя Москву — совсем одни, только они и музыка, — к свежей воде, к зелени и прохладе. И он все же сказал ей об отделе, но она пропустила мимо ушей все то, чем он гордился — планы, отчеты, приемы зарубежных ученых, — и спросила:
— А как же работа?
И относилось это только к его монографии.
На Пироговском водохранилище было шумно и ярко. «И когда они, черти, работают?» — весело изумился Павел. Он хотел спросить об этом Юльку, но она потащила его в сторону.
