— Ты радоваться должна. Все, кто приходит сюда посмотреть на буханку, покупает что-нибудь, испеченное тобой, — говорит Мэри.
— Ты права, — бормочу я. — Я просто очень устала.
— Тогда ступай домой. — Мэри смотрит на часы. — Потому что завтра, мне кажется, покупателей будет вдвое больше.
Выходя из булочной и минуя человека, который снимает буханку на камеру, я понимаю, что буду искать того, кто сможет меня подменить.
У нас с Адамом существует неписаная договоренность не являться друг к другу на работу. Никогда не знаешь, кто будет проходить мимо и узнает твою машину. К тому же его начальник по совместительству и отец Шэннон.
Я оставляю машину за квартал от его похоронного бюро и снова вспоминаю о Джозефе. Случалось ли так, что новый знакомый тыкал в него пальцем, добродушно говорил: «Я вас откуда-то знаю…», и Джозеф тут же покрывался липким потом? Посматривал ли он в чужие окна не для того, чтобы увидеть собственное отражение, а чтобы удостовериться, что за ним никто не следит?
И, разумеется, я постоянно гадаю, было ли наше знакомство чистой случайностью или же он намеренно искал такую, как я. Не просто девушку из еврейской семьи в городке, где евреев раз-два и обчелся, но человека, у которого к тому же обезображено лицо, поэтому он слишком застенчив, чтобы привлекать к себе внимание окружающих и делиться его историей. Я никогда не рассказывала Джозефу об Адаме, но неужели он разглядел во мне нечистую совесть сродни своей?
К счастью, похорон сейчас не было. Бизнес у Адама стабильный: у него всегда будут клиенты, но если бы сейчас проходило отпевание, я бы не стала его беспокоить. Я посылаю Адаму сообщение, когда оказываюсь с обратной стороны похоронного бюро, возле мусорных контейнеров. «Я с тыльной стороны. Нужно поговорить».
Через секунду он появляется на улице, одетый в хирургический костюм.
— Сейдж, что ты здесь делаешь? — шепчет он, хотя мы на улице одни. — Роберт наверху.
Робертом зовут его тестя.
— У меня был просто отвратительный день, — говорю я, едва не плача.
— А у меня очень много работы. Это не может подождать?
— Пожалуйста, — прошу я, — пять минут!
Он не успевает ответить, как в проеме двери за его спиной возникает высокий седовласый мужчина.
— Адам, может, объяснишь, почему дверь в кабинет бальзамирования широко открыта, когда клиент лежит на столе? Мне казалось, ты бросил курить… — Он замечает мою половину лица а-ля картины Пикассо и выдавливает из себя улыбку. — Простите, чем могу помочь?
