— Здравствуйте увазаемый доктор Шувалов. Вас беспокоить Хисато Сатори из Японии. Я слушать вас на конференции в Петербурге. Сейчас я в Москве, в отеле «Националь», и очень хотеть с вами встретить.
— Что встретить? — не сразу понял Антон.
— Вас встретить, вас видеть. У меня к вам серьезный предлозение. Отень серьезный.
— Какое предложение? Вы можете сказать?
— Луцсе без телефон. Лецсе лично. Я готов вас видеть, доктор Шувалов, в любое время. Я могу подъехать сейчас.
— Нет. Сегодня я не могу.
— Я отень просить вас.
— Сегодня — нет.
— Тогда завтра. Я готов ждать, назначьте место, — вцепился настырный собеседник.
Шувалов задумался. Где он может теперь назначать деловые встречи? Из завлаба солидного института он в одночасье превратился в безработного, на которого завели уголовное дело.
— Приезжайте в гостиницу «Националь», — будто отвечая на его мысли, предложил японец. — Мой номер четыре ноль восемь.
— Я вам позвоню, господин Сатори, — пообещал Шувалов. — В четыреста восьмой номер. До свиданья.
Задорин искоса взглянул на Антона.
— Сатори. Японец, что ли?
— Японец, но сносно лопочет по-нашему. Зачем-то я ему понадобился.
— Ясно зачем. Переманивать к себе будет. Сколько хороших ученых заграницу уехало. — Он тревожно посмотрел на Шувалова. — Вы тоже уедете?
— Ты рули, рули. За дорогой смотри. На следующем перекрестке направо.
— Уедете, — убежденно произнес Задорин. — Японцы вам золотые горы пообещают. Они уважают ученых с именем. А уж вас то…
— И раньше предлагали, но я же не уехал! И сейчас не поеду.
— Вы не сможете без науки. Уволив вас, Леонтьев совершил ошибку.
— А кто тебе сказал, что я брошу науку?
— В Москве нет другого подобного института. А вот заграницей…
— Мне не нужна вывеска, чтобы думать! Достаточно тихой комнаты.
— А как же приборы, техника?
— Современная техника помогает, я не спорю. Но настоящий толчок к развитию науки дают новые идеи, а не новые приборы. Голова важнее любого железа! Ты должен это понимать лучше других.
Задорин не стал спорить. Он попросил.
— Вы только не уезжайте, Антон Викторович.
— Куда я денусь? Семья у меня здесь, родители, — не сразу отозвался Шувалов, но в его голосе не чувствовалось прежней убежденности.
