— Я неверно выразилась. Не опыты. Шувалов руководит экспериментальной операцией.
— Семерка не приспособлена для таких операций! Да и потом, нужно согласие родителей.
— В операционную при клинике его бы не пустили, вы знаете.
— Его никуда нельзя пускать!
— А если Шувалов оживит мальчика?
— Оживит? У нас есть свидетельство о смерти?
— Нет.
— Вот видите! Надругательство над телом — это минимум, что ему грозит! А если припишут убийство? Вы понимаете, чем это аукнется нашему институту?!
Леонтьев уже спустился на первый этаж и продвигался к лаборатории. Там толпились взволнованные сотрудники. Директор рванулся к двери, но путь ему перегородил инженер Егор Смирнов.
— Туда нельзя.
— Что?
— Шувалов просил не мешать. Я вас не пушу.
— Смирнов, ты понимаешь, что говоришь? Я директор, а там посторонний человек, который творит безобразие.
— Там ученый. И он спасает маленького человека.
— Спасает! Да, как же! Один раз он уже спас. Еле отмылись. От Шувалова одни неприятности! Без него мы только-только восстановили авторитет института. Ваш авторитет! — Леонтьев уже обращался ко всем собравшимся.
— Вы имеете в виду громкие успехи с генералом и фигуристкой? — спросил один из сотрудников.
— Да! Это действительно были успехи. Разве не так? Что вы отводите глаза?
Валентина Федоровна вытянулась и что-то прошептала на ухо Леонтьеву. Директор дернулся и недоуменно уставился на нее.
— Как Шувалов?.. Операциями руководил Вербицкий!
— Он действовал по инструкции Шувалова.
— Это точно? — растерянно спросил Леонтьев.
Несколько человек утвердительно кивнули.
— За моей спиной… И никто не сказал… — сокрушался Леонтьев. — А я Вербицкому пробил докторскую степень.
— Главное, что мы людям помогли, — успокаивала расстроившегося начальника Валентина Федоровна.
Директор заметил постороннего человека в медицинском халате.
— Вы врач скорой? В каком состоянии был мальчик?
— В безнадежном. Точнее, он скончался. И я не понимаю, зачем мы примчались сюда? Что здесь творится?
— Зато я теперь всё понимаю. — Леонтьев хотел сказать что-то еще, но его толстые руки безвольно опустились, глаза грустно смотрели в пол. — Продолжайте, — сухо произнес он и двинулся по коридору.
Сотрудники расступились перед грузной поникшей фигурой директора института.
Леонтьев вспомнил радость японца, обретшего руки, и благодарные слова растроганной фигуристки. Он не знал, что творилось за закрытой дверью Семерки. Но он прекрасно понимал, что единственный человек, который может совершить чудо в такой ситуации — это Антон Шувалов. И маленький мальчик, который уже перешел черту жизни, должен иметь право на чудо.
