Остановка последнего вагона | страница 8



Подойдя к металлическому парапету с затейливыми завитушками, я достал сигарету и потратил не менее минуты, чтобы прикурить от одноразовой зажигалки на порывистом и, кажется, бьющем по мне со всех сторон ветру. Вообще-то в кармане у меня болталась «Зиппо», но и сегодня я снова забыл заправить её бензином, поэтому приходилось рассчитывать только на этот маленький жёлтенький предмет, явно сделанный в Китае. А во время своих утомительных и безуспешных попыток добыть огонь я почему-то снова вернулся мыслями к этим грозным ребятам в машине, поймав себя на том, что не могу вспомнить и описать ни одного лица. Собственно, сейчас это не имело никакого значения, однако в случае вопросов со стороны милиции, может оказаться неприятной штукой, даже попахивающей попыткой скрыть что-то от следствия. Забавно, что даже образ автомобиля, который я вроде как внимательно изучал не менее минуты, как-то ускользал и размывался в памяти. Впрочем, такое бывало со мной частенько, даже по отношению к людям, с которыми сталкивался постоянно, а вот названия или места запечатлевались почему-то всегда с первого раза и весьма детально. Например, я сейчас мог в мельчайших подробностях вспомнить весь путь к одному из мест собеседований, где мне пришлось побывать всего раз и около четырёх лет назад. Но вот эти бандитские рожи были совсем недоступны, и картинка перед глазами почему-то упорно не хотела появляться.

Наконец я прикурил и, с наслаждением выпустив длинные струи дыма из носа и рта, огляделся. Замечательный, хотя и прохладный день, ярко светит солнце и уже непривычно греет, вызывая ностальгию по совсем недавним сорока с лишним градусам, от которых ни знал, где укрыться в прохладе. По грязной воде Москва-реки шла сильная рябь и, как я не сосредотачивался, чтобы разглядеть отражение высящегося на другом берегу бизнес-центра, ничего внятного не удавалось — лишь размытые штрихи и неясные очертания, которые не получалось собрать воедино. Возможно, мешал не только ветер, но и утки, которые скользили по поверхности, а над ними порхали голуби. Птицы в изобилии сидели и на парапете, жадно всматриваясь в лица стоящих здесь людей и видя в каждом движении обязательный подброшенный кусок хлеба. Впрочем, через пару стоек левее какая-то пожилая женщина действительно крошила батон и всё пыталась добросить куски до уток, но они неизменно оказывались перехваченными голубями. Пара птиц расположилась прямо напротив меня и, не успел я поднять ко рту стаканчик, чтобы хлебнуть воды, они вспорхнули, и чуть было не столкнулись со мной в воздухе. Наверное, думали, что у меня там для них насыпан какой-нибудь корм и мне почему-то показалось очень правильным разочаровать птиц. Возможно, для кого-то они и олицетворяли символ мира и прочие высокие материи, но для меня просто были теми, кто часто гадил прямо на стёкла в моей квартире в небольшом подмосковном городе Тиндо, на удивление буквально кишащем этими птицами, как Венеция. Или это только так повезло именно нашей улице? Возможно, так как, по словам старожилов, здесь когда-то размещались голубятни, хотя за прошедшие с той поры лет сорок вряд ли хоть одна из живущих птиц могла это помнить. Разве что только по рассказам, передаваемым из клюва в клюв.