Несмотря на поздний час, она резко распахнула дверь, но, как ни странно, сразу узнала меня и тут же притянула дверь к себе, накинув цепочку.
— Это я. Вы не узнали меня? — спросила я.
— Узнала, как не узнать такую красотку!.. Что тебе надо? — грубо спросила она.
Я не сразу ответила, так как меня поразил и отчасти рассмешил ее вид. Анатолия была в моих серьгах и ожерелье. На ней было мое любимое платье, черные замшевые туфли. Но интереснее всего было то, что она причесалась под девятнадцатилетнюю девушку. Одна коса ее висела за спиной, другая кокетливо перекинута на грудь.
— Я хотела бы видеть маму, — наконец проговорила я.
— Мамочку? — Она удивленно и насмешливо подняла кверху брови. Видимо, теперь она звала свою сестру не Эккой, как всегда, а, записавшись в дочери и одевшись во все мое, «мамочкой», выговаривая это слово с присущим ей кривлянием.
— Да, маму, — повторила я. — И почему это вы при виде меня набросили цепочку на дверь, точно я злоумышленник?
— Хуже… — Она злобно поджала губы и медленно проговорила: — Мамочка взяла с меня клятву в том, что, в какой бы час ты ни пришла, я выгоню тебя вон!
— Это подлинные слова моей матери?!
— Да, она прокляла тебя так, как в свое время твой отец проклял герцогиню, свою дочь. Я не имею права тебя впустить. Это ее приказ.
— Что же делать?.. — сказала я. — Что же делать… тогда мне остается обратиться к вам. Я знаю, вы никогда не любили меня, но ведь я никогда вас ни о чем не просила. Это первая и последняя просьба: ничего не говорите маме и дайте мне возможность переночевать одну ночь в вашей комнате при кухне. Даю вам честное слово, что с первым светом утра я уйду незаметно, тихо и мама никогда не узнает об этом. Уйду и никогда больше не вернусь сюда, будьте спокойны. Я ничем ее не потревожу. Но сейчас впустите меня, на дворе глубокая ночь, мороз, мне некуда идти…
— А мне какое дело? Откуда пришла, туда и убирайся!
— Вы же понимаете, что я из самолюбия ни к каким знакомым в таком виде среди ночи не пойду, я не хочу сплетен, догадок… — В эту минуту я была полна отчаяния. Был один дом, которого я не стеснялась, — Александры Ивановны, но от Васильева я знала, что обе девочки ее лежат в сильнейшей скарлатине, а у меня этой болезни не было, и при моем пороке сердца… — Послушайте, — опять обратилась я к Анатолии, — мама прокляла меня, но если б она узнала, что я на улице в такой мороз и что единственное место, куда я могу пойти переночевать, это дом, в котором свирепствует скарлатина, — она, безусловно, пустила бы меня на одну ночь!
