— Евгений Николаевич, безусловно, дворянин! — говорила она. — Хотя он это и скрывает! Он рыцарь, он настоящий джентльмен. Какое бескорыстие, а?.. Наконец в этой тусклой жизни, в которую нас вверг этот беспробудный пьяница, засиял луч света, засиял огнем маяка, надеждой спасения…
— Китти! — весело глядя мне в глаза, сказал Никита. — Я спасу вас от Васильева!.. Сумейте только развестись с ним так, чтобы он об этом не узнал. После этого мы пойдем в загс и распишемся! Я дам вам мою фамилию. Васильев будет искать вас как Мещерскую, как Васильеву, но искать вас как Красовскую ему в голову не придет!..
— Никита! Друг мой бесценный! А если вы вдруг влюбитесь и вздумаете жениться?
— Пока я молод, этого не случится, — засмеялся он, — зато подумайте, какую чудесную шапку-невидимку вы наденете! Екатерина Прокофьевна пусть бежит с вами, но с Поварской не выписывается, a вы прописываетесь на Сретенке, в новой комнате, как Красовская. Это же чудесно!
У меня даже дыхание замерло от такого смелого плана, но я тут же стала колебаться. Никита был молод, имею ли я право вовлекать его в такую опасную авантюру?
— Я не могу от вас принять такой жертвы, — сказала я, покачав головой, — нет! Вы идете на большой риск. А если мое местопребывание будет открыто? Что будет тогда?.. Разве вам не известен нрав Васильева?.. Наконец, мое имя и ваше рядом, это обстоятельство тоже может навлечь на вас неприятности.
— Китти! — воскликнул Никита. — Я вас не узнаю! Что с вами? Что за рассуждения, что за боязнь, что за колебания? Я лично ничего не боюсь! Как мужчина я бы мог бояться только одного: дать свое имя недостойной женщине; ведь с момента регистрации со мной ваши поступки не могут быть мне безразличны. Однако я знаю вашу сущность, и этого для меня вполне достаточно. Я считаю счастьем помочь вам. Итак, решайте, когда вы хотя бы на бумаге станете моей женой!
Тут мы оба стали смеяться до упаду, хотя не скрою, что где-то далеко, в самых тайниках души, затеплился огонек веры в человека, а это значит веры в жизнь и во все прекрасное.
В те годы развод давали легко, и если какая-нибудь из сторон не являлась на суд до трех раз — разводили заочно.
Ничего не говоря Васильеву, я подала в суд на развод и с этого дня сидела дома, сторожа повестку на его имя, боясь, чтобы она не попала ему в руки. Получив таковую, я немедленно ее сжигала и, придя в суд говорила, что Васильев взял повестку, но, наверное, забыл о ней и, по обыкновению, где-то пропадает, не ночуя дома.
