Он слишком глубоко ушел в себя; и очнулся, когда Цыглеев назвал его по имени-отчеству:
— Святослав Павлович, задержитесь. Сядьте ближе.
Бехтеренко пересел и приготовился слушать. Его министерство нареканий не имело, значит, разговор будет о делах интимных.
Интуитивно Бехтеренко догадывался, что пойдет он о сестре Цыглеева. Девушка была своенравной, неуравновешенной, пост свой занимала благодаря брату и делами занималась из рук вон плохо. Спасали заместители, а Вика чаще появлялась в дансингах, в ночных клубах, чем в своем министерстве. Ей все сходило с рук. Будь это в старорежимном обществе, братца доконали бы не Викины дела, а сплетни о делах Вики. Приписалось бы все, еще бы назвали братца Калигулой, подробно живописуя о кровосмесительных делишках, а в новой столице никому это не интересно. Чем занимать умы, сверстники Цыглеева знают, досуга хватает, ну разве что похихикают: как это Вовчик Вику трахает. Вот невидаль! Голубое разрешено, лесбийское — без проблем, бисексуальное — да ради Бога! Брат с сестрой сожительствуют… Это старичков занимает, чей хинкал давно увял, осталось только в святоши записаться. А старичков оставили переживать о нравственности в прежней жизни.
— Святослав Павлович, что там за увлечение у моей сестры? Знаете небось? — подступил Цыглеев с первым вопросом.
— Да мне кажется, вы знаете об этом лучше меня, — уклонился на первый случай Бехтеренко. — Мы слежкой не занимаемся.
— Она говорила мне, что старается понять рассуждения какого-то мальчишки, чтобы применить полученные знания в учебной практике. Кто это? Вы знакомы с ним?
— Слышать слышал, — снова осторожничал Бехтеренко. — Парень помешан на ведической вере. Кстати, он лично известен Гречаному, его знали Момот и Судских. Он был единственным, кто пережил Зону, поэтому его опекали на высоком уровне.
— Вот как? А я даже не слышал об этом.
— Ничего удивительного. Он много странствовал со своим пастырем, сейчас живет тихо за Ульдыкским перевалом.
— С пастырем?
— По-моему, нет. Как будто пастырь скончался. Сейчас он один.
— Может, ему помочь, сюда переселить?
— Вряд ли он захочет. Хотел бы, давно перебрался, имея высоких покровителей. Затворничество, знаете ли, удел высокоорганизованных натур, делает ее цельной, в будущем не подверженной соблазнам бытия, чего простым смертным не дано.
Цыглеев воспринимал эти слова Бехтеренко камешком в свой огород. Вот-де как надо выходить в правители. Однако обижаться не в его правилах: пускай одни, отшельничая, выходят в мудрые мира сего, он вполне доволен положением сильного. Было бы интересно пообщаться с этим затворником — так ли он мудр, как считает Бехтеренко.
