Луцевич разглядел в просвете между высокими соснами бревенчатый сруб с крутой крышей на возвышении.
— Вижу!
— Это страдальцам ГУЛАГа бывшие зеки построили!
Луцевич кивнул молча и подумал, что Пармен специально повел Кронида к этой часовенке…
Как было уговорено, в Ессее конец их путешествию, после чего Луцевич берет на себя обязанности тиуна.
Совершенно случайно маршрут Кронида совпал с направлением на Ессей: в этом направлении его вела неодолимая тяга. Он знал причину — это душа Пармена велит разыскать книги и указывает правильный путь, она незримо витает рядом и не успокоится до тех пор, пока Кронид не исполнит повеление души старца.
«Но почему, почему? — пытался сообразить Кронид. — Почему дедушка Пармен на пути к новой столице не почувствовал, где эти книги? Или душа, только попав на тот свет, может знать точно?»
Другая проблема волновала его не меньше: он переживал за Оками, которому волей-неволей пришлось идти за Кронидом.
«Я не имею права задерживать его и не выполнить повеления дедушки», — мучился Кронид.
— Оками, — решился он, — что мне делать?
Японец выслушал объяснение Кронида и не сразу нашел нужный ответ. С одной стороны — он подчиняется Крониду, с другой — сердце болит за соплеменников.
— Ты принял решение, значит, оно важнее моего. Ты спас меня, и я обязан отплатить тебе добром.
— Мы идем на Ессей, Оками, — поспешил объяснить Кронид. — Там конец пути и там знают обо мне и дедушке Пармене.
Послышался сверлящий звук, словно невидимый бур точил ход сквозь сопку. Они подняли головы в направлении нарастающего звука, и тут из-за гряды сопок взмыл вертолет.
Проводив его глазами, они двинулись дальше, а в каждом осталось убеждение: вот вертолетом бы лучше и быстрее. Осталась и недоговоренность, когда кончается обыденность и начинается поступок.
Хоженая тропа вывела их на увал, и одновременно они увидели бревенчатый сруб с конусообразной крышей.
— Часовня, — уверенно определил Кронид. — Маленькая обитель христианского Бога.
Непонятные мысли посещали Кронида, когда он бывал в церкви. Мальчиком Пармен водил его на службы и послушать певчих, и, хотя он мало разбирался тогда в канонах православной церкви и богослужения, всякий раз ему хотелось быстрее наружу от воздуха, пропахшего ладаном. «Что так, внучек?» — спрашивал Пармен. «Христианский Бог только требует и ничего не дает», — по-взрослому отвечал Кронид. Внутри храма ему чудились угрожающие шепотки, осуждающие перешептывания невидимых святых, лики их с укором смотрели с икон и фресок, будто пришедшие собирались украсть что-то, их одергивали: «Не укради», «Не пожелай», «Не замысли». Эти нашептывания мешали ему сосредоточиться. Служба шла, пришедшие терпеливо ждали конца.
