Мареш придвигает стул ближе:
— Варгр, я понимаю, у тебя к нам доверия нет и это, скорее, заложено природой, чем твоими личными убеждениями. Я верил, что ты согласишься помочь. В тебе при всей твоей грубости и ненависти к нам, есть гуманность, которую сейчас ещё нужно поискать у простого человека. Ты преступаешь через себя для семьи, а ещё способен это сделать во благо других. Мы с тобой ближе, чем думаешь. Мы похожи…
— Нет. Не смей сравнивать меня с себе подобными. Мне это омерзительно, даже несмотря на то, что ты не худший представить своей расы.
— Да, прости! — Ваик напрягается. — Тебе трудно смириться с сущностью, но во всем виновато время. У тебя его мало. Мне было дано куда больше. Я научился жить в мире с самим собой. Варгр, мы знакомы давно. И, как мне кажется, я ни разу не дал повода усомниться в своих намерениях жить с людьми в согласии, без насилия. Поэтому, прошу, не выискивай того, чего нет. Насчет металла, да. Он рассечёт любую тварь. К сожалению, об этом знаю не только я.
Варгр откидывает голову на твёрдую подушку — перед глазами плывёт дымка, тело словно наливается свинцом. Двигаться нет ни желания, ни сил. Рядом мелькает серьёзное лицо Ваика — он поочередно проверяет глаза, щупает пульс:
— Спать нельзя… — его голос льётся протяжно. — Крови нужно много. Правда, я не знаю, как поведёт себя организм того, кого спасаем, но, надеюсь, ты ему поможешь.
Варгр бросает взгляд на пакет. Полон — триста двадцать пять милиллитров. Ваик прикрепляет следующий, перекрывает клапан, сменяет, закрепляет, опять включает. По венам красная жидкость бегает с испуганным ускорением. Ощущение, будто что-то вытягивают. На затылок давит, веки смыкаются. Боли нет, но есть омерзительное чувство опустошения. Наверное, так себя ощущают люди, когда ламии из них высасывают кровь.
Скрипнув зубами, Варгр рьяно мотает головой. Очертания Мареша расплываются — ламия отворачивается. В голове грохот: «Спроси, спроси…» Поймав его за руку, разжимает пальцы и вновь откидывается на подушку. Чего рыпаться? Кровосос не скажет, но сердце кричит: «Там Катя!» Обливается кровью: «Лишь бы выжила!» Утихающий голос нашептывает: «Не сорвись, доверься Марешам».
Насыщенность трупного смрада рассеивается, раздаётся тихий скрип, и щелчок закрываемой двери. Комната вращается, словно карусель. Яркие вспышки мелькают всё чаще, ослепляют сильнее. Тошнота подкатывает волнами. Веки будто гири. Варгр борется со слабостью, чтобы их не опустить. Отяжелевшее, неподатливое тело…
