Моему дереву чего-то не хватает. Я прохожу к доске, беру кусок коричневой бумаги и мел. Мистер Фримен рассказывает о художественных галереях, а я пробую рисовать птиц — маленькие цветные закорючки на бумаге. Работать с забинтованной рукой неудобно, но я стараюсь. Я рисую их не задумываясь — взмах, взмах, перо, крыло. Вода капает на бумагу, и птицы светятся мягким светом, расправляя крылья, как символ надежды.
ЭТО случилось. Это невозможно забыть и нельзя изменить. От этого не убежишь, не улетишь, не спрячешься, не отгородишься. Энди Эванс изнасиловал меня в августе, когда я была слишком пьяной и слишком неопытной, чтобы понять происходящее. Тут не было моей вины. Он причинил мне боль. Тут не было моей вины. И я не позволю этому меня убить. Я могу расти.
Я смотрю на свой безыскусный набросок. Ни прибавить, ни убавить. Я вижу это, несмотря на речной поток, хлынувший из глаз. Рисунок не идеальный, и поэтому он именно то, что надо.
Звенит последний звонок. Мистер Фримен подходит к моему столу.
Мистер Фримен: Время вышло, Мелинда. Ты готова?
Я протягиваю ему рисунок. Он берет его и внимательно изучает. Я снова хлюпаю носом и вытираю глаза рукой. Кровоподтеки цветут пышным цветом, но скоро они побледнеют.
Мистер Фримен: Никаких слез в моей студии. Слезы портят художественные принадлежности. Ну, соль там, сама знаешь, соляной раствор. Едкий, как кислота. (Он садится на табурет рядом со мной и возвращает мне мой рисунок.) Ставлю тебе A с плюсом. Ты хорошо поработала. (Он протягивает мне коробку с салфетками.) Тебе пришлось через многое пройти, да?
Слезы растворяют последнюю глыбу льда у меня в горле. Я чувствую, как замерзшая тишина тает внутри, стекая ледяными осколками, исчезающими в лужице света на грязном полу. Слова рвутся наружу.
Я: Позвольте мне вам все рассказать.
Вот какая вещь получается…
В конце 1996-го, проснувшись от ночного кошмара, я принялась мысленно рисовать образ, который найдет свое воплощение в Мелинде Сордино из «Говори». Я никогда не думала, что роман увидит свет, но это случилось. Его прочли больше миллиона человек. Вот уж не ожидала!
И последние двенадцать лет, чуть ли не два-три раза в неделю, читатели спрашивают меня, когда я напишу продолжение «Говори».
Нет, это не совсем точно.
Два-три раза в день, чуть ли не каждый день за последние двенадцать лет читатели спрашивали меня, когда я собираюсь взяться за продолжение «Говори». Многие из них подсказали мне интересные идеи для сюжета. Так, я могла бы написать о суде, на котором Энди Эванса обвинили в изнасиловании Мелинды и приговорили к тюремному заключению. Могла бы написать о том, как на сеансах психотерапии Мелинда обвинила родителей в эмоциональной глухоте. Я могла бы подвергнуть ее новому испытанию: она начала бы курить травку, или получила бы амнезию после автокатастрофы, или попала бы в лапы секты извращенцев, или, или, или…
