Потом был район Курви, спешное перемещение от светофора к светофору, тупое стояние праздной толпы посреди дороги, потом район Валлила и церковь Святого Павла, тянущаяся к небу из моря огненных кленов, потом Кумпула и Коскела. В начале Лахтинского шоссе я снова достала из сумки распечатки, надо было хоть что-то сделать с этим упирающимся мне в ребра чужим локтем. Не то чтобы я таким образом пыталась избежать человеческих прикосновений или что-то вроде того, мне уже просто стало больно.
— Простите, — пробормотала я, отодвигая вражескую конечность на ее половину и раскладывая на коленях бумаги. Соседка ничего не сказала, лишь улыбнулась. Я в ответ тоже улыбнулась и принялась изучать ответы Ирьи. Я перенесла их в компьютер, поскольку понять, что я там нацарапала в календаре как курица лапой, через некоторое время было бы даже мне не под силу. В таких вот простых бытовых вещах за ответами виден человек; суть его, конечно, не изменится, пользуйся он «Ветексом» или «Вильдом» для удаления с пола следов клюквенного соуса и кошачьей мочи, но выглядели они теперь гораздо более внушительно, эти распечатки, на первой странице значились адрес и телефон опрашиваемого, выискала в интернете — пригодился ведь и он, а думала сначала, что совсем бесполезная штука, не то чтобы я совсем упиралась и была категорически против, но это ведь, в сущности, самое одинокое место на свете — этот электроинтернет, как говорит мой сын, пожалуй, никогда прежде человечеству не удавалось вместить так много одиночества в такое маленькое пространство.
Вот об этом, собственно, я и размышляла, сидя в автобусе, а еще думала, кому же я это все про себя тут объясняю, о чем эта лекция и вообще. Снаружи пестрыми полосами проносилась осень, внутри в автобусе чихали, зевали, тихо беседовали или орали в телефон. Я потянулась, насколько это было возможно под гнетом моей обширной соседки, прислонила висок к прохладному окну и дала своей голове, так сказать, немного пошуметь.
А потом, как-то вдруг неожиданно скоро, приехали в Кераву. Я вышла, на улице накрапывал дождь, начавшийся еще на полдороге, но который был совершенно незаметен из окна, и подумала: ну и что же я здесь, скажите на милость, делаю. Постояла немного, опустив руки, на остановке посреди чего-то напоминающего маленькую площадь. Мимо проносились автобусы, проходили оцелофаненные и подзонтичные люди, казалось, все что-то несут, даже те, кому было совсем нечего нести. Решила пойти вперед. В районе вокзала было много красно-кирпичных стен и старых зданий, но пейзаж быстро сменился, и, хотя родной район Хаканиеми вряд ли можно было назвать самым уютным местом в мире, эта часть Керавы выглядела как-то уж совсем печально. Линяющий потихоньку под дождем бетон, стеклянные поверхности офисных помещений и какая-то повсеместная гладкость и плоскость навевали ужасную тоску. Оставалось только думать об Ирье. Как там она поживает?
