Как ни близка всем нам смерть, а особенно в мои года мне, уход из жизни близкого и дорогого человека всегда вызывает более серьезное, строгое отношение к остатку своей жизни. Помогай вам бог извлечь из этой тяжелой для вас потери — также и для ваших славных детей — всё то возвышенное, что вызовет в душе это всегда странное, как будто новое событие: смерть дорогого существа.
Лев Толстой.
1 февр.1909.
Печатается по копировальной книге № 8, л. 478.
Михаил Васильевич Булыгин (1863—1943) — бывший гвардейский офицер, вышедший в отставку под влиянием взглядов Толстого; владелец хутора Хатунка, в 15 км. от Ясной Поляны; близкий знакомый Толстого.
Ответ на письмо от 1 февраля, в котором Булыгин извещал Толстого о смерти своей жены.
>1 Анна Максимовна, рожд. Игнатьева (р. 1862), с 1886 г. «гражданская» жена М. В. Булыгина.
1909 г. Января 29 — февраля 4. Я. П.
4 февраля 1909 г.
Ясная Поляна.
Н. А.,
Одновременно с вашим я получил длинное письмо одной дамы,>1 которая упрекает меня за разрушение, как она говорит, веры и уговаривает вернуться к церковной вере, которую она считает истинной. Она просит меня ответить ей тремя словами: «я понял вас». Боюсь, что не буду в состоянии ответить ей желаемыми ей словами, так как не понимаю, главное, поводов, побудивших ее, а также и многих и многих как духовных, так и не духовных лиц обращаться ко мне с такими же увещаниями.
Как я писал недавно тому почтенному священнику,>2 который вчера тоже прислал мне много разных книг и статей, долженствующих вернуть меня к православию, я думаю, что самое лучшее, что мы можем делать по отношению к другим людям, это то, чтобы предоставить богу судить о том, какое отношение к нему угоднее ему, самим же не переставая стараться только о том, чтобы всё больше и больше любить друг друга. Так что я никак не понимаю тех с разных сторон обращенных ко мне увещаний, даже требований о том, чтобы я понимал бога и свое отношение к нему не так, как это мне свойственно и нужно, а так, как его понимают другие люди. Увещания эти, обращенные ко мне, для меня особенно удивительны, потому что то учение, которое мне предлагается, не есть какое-нибудь новое, не известное мне учение, а есть то самое, на изучение которого я употребил, как умел, все свои силы и которое, хотя и с большими душевными страданиями, я все-таки должен был оставить. И вот теперь, когда я уже стою одной ногой в гробу и с часу на час ожидаю смерти и, следовательно, и без посторонних увещеваний, казалось бы, должен бы был серьезно подумать о вопросах жизни и смерти, души и бога, я с разных сторон всё чаще и чаще получаю личные и письменные увещания о том, чтобы я опять принял то, от чего отошел с болью в сердце и чего так же не могу принять, как не могу допустить того, чтобы 2 × 2 было 3, а не 4.
