Все началось для Волков год назад, погожим сентябрьским днем.
Спортивный московский клуб, в котором несколько лет занимался, а затем и тренировал мальчишек Павел Грунов, был заполнен до отказа. На встречу с легендой клуба — обладателем седьмого дана по карате, основателем своей школы в Америке и успешным деловым человеком пришли не только мальчишки-спортсмены, но и случайные любопытные. Объявления о встрече были расклеены по всей Москве и в пригородах, а на одном из маленьких телеканалов показали сюжет о Пал-Пале. Концовка репортажа «выстреливала в десятку»: недаром бодигард сумел добиться многого в США с ее культом человеческой воли и умением работать над собой. Безукоризненно одетый, лощеный, но мужественный и искренний господин с открытым взглядом и сдержанной улыбкой говорил в камеру, обращаясь к «русским мальчишкам»:
— Вы есть то, что думаете о себе! Думаете, что достойны лучшего, достойны счастья, и будете счастливы и успешны. Ваш настрой, воля, вера в себя дадут колоссальный импульс волшебным изменениям, которые вдруг начнут происходить в вашей жизни. Так случилось со мной. Это же произойдет и с тобой! — Господин ткнул пальцем в камеру, будто пытался дотянуться до груди, а лучше бы — до сердца каждого зрителя. — Я богат и успешен. И я приглашаю вас на дружескую встречу в это воскресенье, чтобы с радостью и бескорыстно поделиться своим опытом…
Передачу увидел Петр Изотов. Он сидел перед телевизором, макая ломти свежего хлеба в сгущенку и поглощая бесподобное лакомство. Обычно он не останавливался до тех пор, пока банка не была выскоблена досуха, а о батоне напоминали лишь крошки. Так происходило в обычные дни. Но эта программа, которую мальчишка начал смотреть с ехидной ухмылкой, а закончил, сосредоточенно нахмурив брови и забыв о еде, отбила не только аппетит. Она будто встряхнула за шкирку пацана из бедной семьи алкашей, ударила под дых, ткнула носом в мерзость его существования.
Петруччо запил приторность во рту водой из-под крана: в доме не было чая, как, впрочем, и любой другой еды, потому что мать третью неделю пила, а сам Петька забывал купить что-либо, кроме пельменей и хлеба. Придя с кухни, Изотов стал ходить из угла в угол своей убогой комнаты и напряженно думать. «Волшебные изменения… да уж… только чудо сможет вытащить меня из этого дерьма…» Мальчишка с тоской скользил взглядом по диванчику набожной бабки-покойницы, на котором он с трудом помещался, на два разнокалиберных стула с наваленной одеждой, на табурет, накрытый клеенкой, — он служил маленьким столиком, на котором Петруччо ел. Японский телевизор с фирменной тумбой — это был зримый, единственный атрибут манящей, вожделенной жизни, о которой мечтал Петруччо. В ней он будет не гайки крутить, валяясь под роскошными авто, а сам будет сдавать на техосмотр свой «ягуар», или лучше «порш», какому-нибудь задрипанному Петьке. И отваливать он будет этому Петьке настоящие наградные, а не орать, что сальники не заменили, а капот поцарапали. Из-за «атрибута» пришлось Петруччо разориться на железную дверь в комнату: предки вынесли бы и пропили дорогущую технику в день покупки. А кредиты автослесарю нужно было выплачивать еще год… Плюхнувшись в изнеможении на диванчик, Петр бормотал слова молитвы: «Господи, вразуми, Господи, помоги!» и принял решение. В конце концов, за спрос не бьют и за любопытство тоже.
