– Момент… – приговаривал Джим, ворочаясь где-то сзади.
– Витя, идем отсюда, – решительно потребовала Света, пунцовая от стыда за унижение своего возлюбленного.
– И куда же вы денетесь? – со вздохом спросила женщина. – Темень такая на улице, девочка от усталости на ногах не стоит… На третьем этаже есть два одноместных номерка, до утра и проживете.
– О! – воскликнул Джим, улыбаясь от уха до уха. – Я есть обитатель именно третьего этажа. Вперед и с песней! – И он заголосил: – Из-за ай-ленда на стер-р-ржень!..
В его руках ходила ходуном плоская коробочка бихевиоризатора.
К счастью, гостиница имела вполне исправный лифт, и честная компания поспешно, дабы не испытывать великодушие дежурной, погрузилась в кабинку.
– Вик! – взывал разомлевший Гэллегер, безуспешно пытаясь обнять Тимофеева. – Не будет справедливо, если ты завтра уедешь. Мы должны быть знакомы долго и счастливо. Потому что ты такой же, как и я! Прав есть либо нет? – апеллировал он к Свете, перенося свои попытки на нее.
– Возможно, ты и прав, – увещевал его Тимофеев. – Отчасти… Но давай для начала отдохнем.
– Баиньки надо, – ворковала Света. – Поздно уже.
– Истинно, – неожиданно легко согласился тот. – Утро вечера похитрее!
Кабинка стала, створки разошлись, и начисто утративший чувство равновесия Гэллегер неминуемо выпал бы на устеленную поролоновым ковриком площадку третьего этажа, если бы не героические усилия его спутников.
– Я обязан вам жизнью и честью, – провозгласил он, добившись наконец своего и обняв всех, кто оказался в пределах досягаемости его рук. – Что я могу сделать для вас? Может быть, пойдем ко мне и выпьем?
– Ну нет! – воспротестовала Света. – Спать хочется!
– Джим, – сказал Тимофеев, конфузясь. – Оставь мне, пожалуйста, до утра твой бихевиоризатор. Я хотел бы разобраться в принципе его действия. Если можно, конечно.
– Хочешь, подарю? – обрадовался Гэллегер, с готовностью извлекая заветную коробочку на свет.
– Спасибо, мне только взглянуть.
Растопырив руки, размаха которых доставало как раз на междустенный промежуток, Гэллегер добрел до своего номера. Ноги его разъезжались, но он держался из последних сил – сказывалась прежняя богатая практика.
– Очень скользкие русские коридоры, – ворчал он.
– Могу дать совет, – запустил ему вдогонку Тимофеев. – Вмонтируй себе в туфли маленький усилитель трения.
– Трение? – отозвался Гэллегер. – О! Это хорошая мысль!
И он провалился в дверь номера.
В коридоре стало тихо и покойно. Мирно помигивала притушенная люстра из фальшивого богемского стекла, на облицованных деревом стенах пробегали отблески фар последних ночных автомобилей с улицы.
