Морж, оставив мину, устремился за рыбой, подхватил ее на лету и скормил детенышам. Но вот рыба кончилась. Морж поклонился несколько раз невидимой публике, снова подхватил на нос начиненный динамитом шар и медленно стал подплывать к нам поближе.
Мы с Чюпкусом столкнули бочку на воду. Я лихорадочно греб обломком доски, чтобы подальше уйти от этого страшного места. Но морж оказался проворнее, догнал нас и, думая, что бочка тоже входит в программу номера, поднырнул под нее и подбросил нас над водой. Конечно, приводняясь, мы изрядно намокли. Однако бочка показалась моржу слишком тяжелой, и он снова занялся железной памяткой минувшей войны.
— Ты только погляди, Чюпкус, что могут сделать с замечательным животным злые люди. Теперь он ни в море не умеет жить, как подобает морскому зверю, ни в цирк вернуться… Чистая беда…
Но самая большая беда была еще впереди. Морж между тем подплыл к самой льдине, высоко подкинул мину и приготовился поймать ее на нос, как в прошлые разы, но осклизлая от водорослей мина не удержалась на мокром носу и краешком одного из рожков царапнула лед… Я зажмурился, ладонями закрыл глаза, большими пальцами заткнул уши… От страшного взрыва поднялась огромная волна и унесла нас далеко в сторону. Долго еще над водой плавали клубы черного дыма, гремело эхо взрыва и волновалось море. Долго на месте катастрофы метались маленькие моржата, разыскивая своего отца. Но там, кроме обломков льдины, ничего не осталось…
— Видишь, Чюпкус, на что способны злые люди… Вот видишь, чем кончаются эти военные игры, — я до того был расстроен, что даже не заметил, как неподалеку, совсем рядом с нами, всплыла подводная лодка. Она направила на нас пушку и стала подавать какие-то сигналы. Ничего не понимая, я стянул через голову рубаху и принялся размахивать ею, как белым флагом. Все-таки одному не справиться с судном!
Лодка подошла вплотную. Из воды вынырнула похожая на черпак железная рука, подняла бочку, стряхнула с нее воду и разжалась, швырнув бочку в открывшийся трюм. Вместе с нами, понятно.
Шмяк!
Чудо что за страна: воды — залейся, дров — завались, а хлеба — хоть с голоду помирай.
В нашей тюрьме было темно и душно, как в волчьей пасти. За стенами беспрестанно гудели моторы каких-то машин, щелкали переключатели, цокали кованые сапоги охранников.
Может, через день, а может, и через два в трюм набилось полным-полно людей. Видеть я их не видел, только слышал приглушенные голоса, грохот передвигаемых стульев, бряцание оружия и пронзительный писк аппаратов. Из бочки я не вылез, потому что пока сидел в ней, никто не имел права считать меня своим пленником. Так полагалось по всемирным правилам мореходства. Тем более, что я привязал к удочке носовой платок и вывесил его взамен флага своей страны.
