Казалось, он механически повторяет накрепко заученные фразы. У Леньки дрожали губы, но звеньевой успокаивающе потрепал его по плечу.
— Ну-ну, Жмакин, — сказал он, — хлопчик ничего» плохого не хотел. А ты навалился…
Жмакин, выворачивая сапогами камни, покарабкался к желобу.
— Строгий товарищ, — одобрительно кивнул звеньевой. — Вы уж, пожалуйста, на него не обижайтесь. Бережет золото.
И приставив ладони ко рту, заголосил:
— Приготовься на съем!
У колод зашевелились фигуры старателей. По временам их закрывала пелена мокрого снега. Ребята ежились, носы у них посинели.
— Подадимся в теплушку, — махнул рукой звеньевой.
Теплый, пахнущий нагретым свежим деревом воздух охватил ребят. Они сели на длинную лавку, чувствуя, как оттаивают уши и носы.
Половину просторной комнаты занимали двухъярусные деревянные нары. На них спало несколько человек. В углу пыхала жаром раскаленная железная печка. Под вырубленным в стене оконцем на столе покачивали черными чашечками блестящие аптекарские весы.
— Тут мы проживаем в свободное время, — пояснил звеньевой. — Когда не работаем, значится. У джурмы греемся, — он кивнул на печку, — фарт подсчитываем на тех весах.
— Фартит вам? — спросил Ленька солидно. Из книг о золотоискателях он уже знал некоторые их словечки.
— Пофартит, как потом умоешься… Однако пока дела катятся по-доброму. Идет металл… Тьфу-тьфу. И работают хлопчата отменно.
— С энтузиазмом! — сказал кто-то на нарах.
Ребята оглянулись. Там лежал белобрысый парень, — видно, очень усталый, но веселый. Он как вошел, так и бухнулся на нары, — в телогрейке, в штанах, только сапоги успел снять, и одна портянка тянулась с ноги и исчезала под нарами.
Звеньевой закивал головой:
— Во, во…
Дверь открылась, медленно вплыл Жмакин. В руках он бережно нес маленький цинковый совочек. Кепочка сбита на затылок. И только теперь Ленька по-настоящему увидел его лицо — белое, как недожаренный блин, а борода отсыревшая, висит мочалом. Он умиленно и растроганно улыбался, будто нес новорожденного.
— Хороший вес, чую! — сказал Жмакин.
Сунул совок в раскаленную топку. Совок запарил. Жмакин осторожно подбрасывал его, словно дитя. Вот он вытащил совок и тихонько сдул дым. Тотчас лицо его плаксиво сморщилось.
— Пирит обозначился. Здешнему золоту конец.
— Точно, — звеньевой глянул через его плечо. Заглянул и Ник Палыч. Очки его блеснули. — Клади на весы.
Ребята, чувствуя на себе настороженный, косой взгляд Жмакина, подошли. И тотчас замерли в восхищении.
