Но только одного, правого, глаза. А рана на левом не заживала. Бумажный пыж подпер глаз снизу, и он стал вытекать. Тогда врачи сняли швы, вытащили часть пыжа и раздробленную кость. Но глаз так и вытек.
Мать выковыривала порох. Он усеял все его лицо.
Когда Колю выписали из больницы, бумажный пыж — клочок газеты — долго выходил из незаживающей раны.
После этого у матери стали отказывать ноги, и она забывалась. Если шла в магазин, то проходила мимо него, а потом, остановившись, вспоминала, куда ей надо.
Вскоре над пацанами состоялся суд. Колька Смирдин отделался легким испугом, а Ваське Жукову дали три года. Он, отсидев год, досрочно вышел на свободу.
Прикрытое веко левого, незрячего глаза и воронкообразный шрам чуть не на полщеки обезображивали Колино лицо. Иногда закрывал ладонью левый глаз — из зеркала смотрел настоящий Коля. Мать не раз говорила: если смотрит на него с правой стороны — видит сына, с левой — чужого парня. К шраму на лице сына мать привыкнуть не могла.
К пятидесятилетию советской власти объявили амнистию — Ян прочитал в газете. «Отлично, теперь меня за квартирную кражу не посадят, а об убийстве и других кражах они ни за что не докопаются»,— подумал Ян и на несколько дней раньше начала осенних каникул покатил зайцем на поезде в Падун. Там он узнал, что Роберта Майера посадили. Робка еще в сентябре, приехав из Новосибирска, подрался в Падуне с незнакомым парнем. У парня упала шапка, и Робка, подняв ее, перепутал головы: заместо головы парня надел на свою. Парень заявил в милицию, и Робку за грабеж осудили на три года.
Роберт был не один. Рядом с ним стоял его друг, и также друг Яна, Володя Ивлин. Но Володя сразу слинял, и его нигде не могли найти. Менты объявили всесоюзный розыск.
Гена Медведев тоже приехал на каникулы, и Ян с ним неплохо гульнул.
Перед отъездом Ян на большаке встретил участкового.
— Здравствуйте, Николай Васильевич, — приветствовал его Ян, улыбаясь.
Теперь он не боялся участкового — амнистия!
— А, Петров, здравствуй, — ответил участковый, тоже улыбнулся и впервые протянул руку. — Ну как ты там, в Волгограде?
— Хорошо, Николай Васильевич, — продолжая улыбаться, ответил Ян.
— Улыбайся, улыбайся, вот пройдет амнистия, и мы посадим тебя.
Ян ничего не ответил, подумав: «Как они меня посадят, если амнистия. Надо дергать в Волгоград».
В Волгограде Яна ждала приятная новость.
Мать Женьки протянула письмо.
— Что-то мой Женька в Сибирь никому не писал, а письмо пришло, — улыбнулась тетя Зина. — Но я поняла, что это тебе, и распечатывать не стала.
