Стас из всеобщего любопытства решил выгоду поиметь: с ребят из других групп стал за погляд мелочь требовать, и они не отказывали, ссыпая пятаки ему в карман. Иные, отдав мелочовку, без обеда оставались, но требовали одного: чтоб смотреть не спящего, а бодрого, и Стас заходил в туалет с большой мухой, держа ее за лапки, и чуть пытал огнем, но осторожно, чтоб крылышки не обжечь. Муха, предчувствуя смерть, неистово жужжала, стараясь вырваться. Стас прислонял ее к моему концу, и он, под гогот пацанов, устремлялся ввысь. Стас перед началом представления всегда говорил одно и то же: «С такой елдой Жорка скоро поедет в ПОПЕНгаген через РОТРдам», и напевал песенку:
Ехал на ярмарку Ванька-холуй,
За три копейки показывал ху…
То ли в деревне глодарики сухать,
Поеду я в город девушек …
У нас в Васильевке жил Минька-дурак, и хоть сопляком был, помню, как пацаны постарше уговаривали его свое мужское достоинство показать. Он отнекивался, но если совали медяки, тут же расстегивал ширинку…
Парни продолжали свое тело похабить и как-то предложили мне сделать наколку. Согласился, и Стас, недолго думая, выколол мне на плече две огромные буквы SS.
— Эс-эс — это по-английски Жорка, Джордж, значит, — сказал он, и ребята по очереди пожали мне руку.
Как-то с дядькой пошли в баню, и он на плече заметил идиотскую наколку, а на половом органе пышные возвышения…
На другой день он не отпустил меня в училище, а пошел к директору и забрал документы.
У дядьки была огромная библиотека, и я много читал, при своем уме находясь. Когда разум тускнел, диковинных зверей, на планете не существующих, рисовал.
Я был спокойный дурак и не обременял родственников. Своих детей они вырастили и теперь мной занимались.
Много книг осилил, ума набирая и одновременно дурея. Если накатывало — блажил, забавляя грустных дядю и тетю.
Восемнадцать стукнуло, и родственники на овощную базу грузчиком устроили. По утрам вместе с московской толпой спешил на работу.
На базе приняли хорошо, понимая болезнь мою и безотказность. Для них я был клад: выполнял самую грязную и тяжелую работу, но зато, как и умные, набирал вечером для дома овощей. Поначалу робел брать казенное добро, но грузчики сказали:
— Бери, Жора, не стесняйся. Государственное — значит, наше.
В первый раз принес домой килограмма три лука.
На овощной базе отработал несколько лет, накачивая мышцы. Спиртного с ребятами не употреблял, как выпью — болит голова.
Все реже приходил в себя, и дядька отвез в психиатрическую больницу.
