— Гаражи больно хорошие, мне бы такой, — ответил я.
Рыжий подумал и спросил:
— Что, купить хочешь?
— Неплохо бы…
— Ну, раз такое дело, купи мой.
— А твой который?
— Вот, чуть дальше…
Мы подошли к деревянному контейнеру, приспособленному под гараж.
— Вот, — кивнул рыжий, — только дверей нет.
— У меня старые есть.
Мы ступили в проем маленькой двери, а большие, двустворчатые, были заперты изнутри навесным замком. Пахло бензином.
— Недорого продам, — мурлыкал рыжий, тряпкой смахивая в углу паутину, — всего за сорок рублей.
Денег не хватало, и мы пошли ко мне домой.
Отдав рыжему четыре червонца, хлопнул его по руке и, взвалив на себя старую дверь, попер к гаражу. Прислонив к проему, стал смотреть: большая. В этот момент сзади раздался окрик:
— Ты что тут хозяйничаешь?!
Обернулся. Передо мной стоял бородатый мужчина.
— Как что? — удивился я. — Купил гараж, вот дверь примеряю.
Тут бородатый понес меня:
— Вали отсюда! — И матом.
— Дак я купил, купил этот гараж…
Мужчина, выслушав меня, объяснил…
В обиде на лжепродавца поплелся домой.
Снова я прозрел, Господи. Благодарю Тебя.
Вот уже девятый день Ольга не приходит ко мне — некогда. Зато звонит по телефону и спрашивает, как дела и сдаю ли бутылки. Бутылки сдаю, а деньги прячу подальше, чтоб потом поближе взять.
Вчера Ольга пришла с подругой. Ирина смотрела на меня с восхищением, чуть улыбаясь. Она была плотнее Ольги, моложе, ниже, с грубым голосом.
Я поставил бутылку водки, женщины выложили закуску и, наполнив стаканы, выпили в мою честь. Глотнул и я.
Забалдев, Ольга увлекла меня на диван, а Ирина вышла в комнату, притворив дверь. Отдав страсть девятидневной разлуки, Оля вспорхнула, и на ее место легла раздетая Ирина и принялась меня целовать…
Когда на нее лег, она подняла ноги, устремив пятки к потолку, и вдруг грубым голосом завыла и так сильно сжала в объятиях, что понял: она гораздо сильнее Ольги — и напугался, как бы в экстазе не задавила меня. Но руки ее ослабли, и вскоре мы втроем сидели за столом.
Женщины достали принесенную бутылку, и пьянка продолжалась. Они любили меня по очереди, но когда набрались окончательно, то в пьяном угаре пели и танцевали голые, а потом падали на диван и отдавались мне. Иногда путал, кто подо мной, тем более, если любила одна, другая целовала. И чего только они со мной не вытворяли, проказницы, соревнуясь в любви. От Олиного гортанного клекотания прозревал, а от Ириного грубого, пропитого воя вновь терял рассудок. Так продолжалось, пока не поборол сон.
