— Так. Точно! Бернард Шоу. Он ещё «Пигмалиона» написал, да?
— Ну, разумеется, Люба! — тем же укоризненным тоном сказала Валентина. Мне почему-то вспомнилась фраза из кинофильма «С лёгким паром»: «Ну, какой вы тупо-ой!» Слова другие, а смысл и интонация те же. Но я всё-таки упорно пыталась понять, почему пьеса, написанная нашим Кириллом, называется так же, как и пьеса Бернарда Шоу.
И только открыла рот, чтобы задать этот вопрос, как Валентина опередила меня:
— Да ведь это и есть та самая пьеса, только наш Кирилл её подправил немного, вот и всё!
— Как подправил?
— Ну как, Люба! Кое-где сократил, кое-что изменил. Так — в общих чертах… А как ещё, по-вашему, можно пьесу подправить?! Аух! Люба!
— Понятно. То есть Кирилл адаптировал пьесу Бернарда Шоу для нашего доморощенного театра?
— Да. Для нашего, доморощенного, — кивнула Валентина. — Ну вы читать-то будете, Люба, или как?
— Конечно.
Признаться, я очень смутно помнила пьесу «Дом, где разбиваются сердца», я, по-моему, даже и не читала её, а лишь однажды смотрела спектакль… Но точно помню, что спектакль этот мне очень понравился, сильное впечатление оставил.
Я принялась было читать, как вдруг душу мою пронзила поразительная догадка:
— Валентина! — решительным тоном начала я. — А почему это вам так важно, чтобы я прочитала пьесу?
— Почему?! А кто же, по-вашему, спектакль-то ставить будет?
— Кто? — спросила я наивно.
— Вы, разумеется. Больше некому! — Валентина не переставала дивиться моей непонятливости.
— Но… извините, Валентина, отчего же вы так решили? — возмущённо протестовала я.
— Да больше-то всё равно никого не заставишь! — отрубила Валентина.
— А раньше у вас кто все эти пьесы ставил?
— Розалия. А теперь вы вместо неё. Ну, вот — значит, вы будете и режиссёром!
— Но это просто… беспредел какой-то! — продолжала негодовать я.
— Почему? — невозмутимо поинтересовалась Валентина.
— Да потому, что не умею я пьесы ставить! Никогда в жизни этим не занималась… и… и начинать не собираюсь!
— Люба! Люба! — грозным и в то же время обиженным тоном одернула меня властная гостья. — Не кипятитесь!
А потом, прежде чем я успела опомниться, Валентина уже захватила мою правую руку, ту самую, которой я протестующее размахивала, с силой притянула меня к себе и очень твёрдо успокаивающим движением несколько раз погладила по спине. «От неё всё равно не вырвешься… — уныло думала я, понимая, что от постановки спектакля мне не отвертеться. — Что за люди такие! Сидели бы лучше дома, читали книжки, смотрели фильмы, вязали что-нибудь, наконец. Дались же им эти спектакли!»
