– Аркадий Рубинчик спас генералу жизнь на фронте. Вы слышали? Это – наш человек! За русское боевое товарищество! За наших славных воинов!
Ваня, конечно, имел в виду сочинение с четырьмя ошибками, которое я ему написал и спас будущего героя от провала на экзаменах.
Но нахлебники жаждали подвигов.
Единственное, что они сполна получили, кроме коньяка и жратвы, было незабываемое зрелище. Такое увидишь не каждый день.
В полночь, в самом центре Москвы, в непосредственной близости от Кремля, по улице Горького, где полно иностранцев и стукачей, расталкивая прохожих и останавливая автомобили, нёсся огромный русский генерал при всех регалиях с маленьким окровавленным евреем на плечах и вопил, как резаный:
– Будет сделано, сынок! Разотрём фашистов в порошок!
Я много не пью и рассудка не лишился, сидя на генеральских погонах, только по фронтовой дружбе подкидывал реплики, стараясь не слишком кричать:
– Папуля, убей немца! А Гитлера привези живым, мы его в клетку посадим!
Один свидетель потом в милиции утверждал, что я ещё провозглашал сионистские лозунги, вроде «отпусти народ мой» и насчёт исторической родины. Но из уважения к генеральскому званию в протокол это не вписали, а слегка пожурив нас, отпустили, то есть, отвезли в гостиницу, где мы проспали в обнимку почти сутки, и я еле остался жив, потому что генерал своей тушей чуть не придушил меня как котёнка.
У меня нет претензий к моему росту. Он мне, можно сказать, жизнь спас. Вы будете смеяться, но это так. И если бы не мой маленький рост, мы бы с вами сейчас не беседовали в этом прекрасном самолёте, и я бы не имел удовольствия общаться с таким чутким собеседником.
Чего греха таить, в наше время найти человека, который слушает и не перебивает, и не лезет со своими историями в самом интересном месте рассказа, – это подарок судьбы. Как вам уже известно, все мои университеты – ускоренный выпуск офицерского пехотного училиша. Средняя школа плюс год усиленной строевой подготовки. На втором году войны, в самое нехорошее время нашего отступления, меня аттестовали младшим лейтенантом, подогнали под мой рост офицерское обмундирование, отыскали сапоги детского размера – и я загремел на фронт командиром пехотного взвода.
На какой фронт? Хуже не придумаешь. Волховский фронт. Гиблое место. Болота, леса. Убыль живого состава – самая высокая по всей Красной армии. Прибыл я на место, и старшина повёл меня по ходу сообщения в расположение взвода. До взвода я так и не дошёл и до сих пор не знаю, кем мне предстояло командовать.
