– Тот еще затейник, – усмехнулся Боршевич, пряча телефон. – На сегодняшний день он наш единственный шанс.
– Ваш знакомый?
Показав фотографию, шеф словно доверил ей что-то личное, и это подействовало на Анну раскрепощающе. Она подняла руки на стол и подвинула ближе тарелку с салатом.
– Пока нет, – сказал шеф. – Но у нас есть общий знакомый, с которым тебе не мешало бы познакомиться.
– Мне? – вилка застыла в ее руке.
Боршевич протер губы салфеткой.
– Был у меня друг, – сказал он, откинувшись на спинку стула. – Старше меня, года на четыре, но эта разница в возрасте тогда, в девяносто первом-девяносто втором означала пропасть в материальном положении. Я понятия не имел, куда устроиться без рухнувшей распределительной системы труда, а он уже неплохо крутился. Завозил из Турции шмотки, технику из Китая и даже лекарства из Вьетнама. Два-три раза в год ездил отдыхать за границу. По тем временам это было – как сейчас ПМЖ в Монако. В общем, рос человек. Пока не утратил бдительности – такое случается даже с самыми ушлыми. Его застали прямо на даче. К несчастью, там еще был его родной брат, его жена и их сынишка. Мальчик восьми лет. Девяностые, – он развел руками, – тогда и дворцов-то таких никто не строил. Дача у него была под Кишиневом, с видом на Гидигич. Просторный, хотя и одноэтажный дом. А вот удобства во дворе. Так вот, приятель сидел в дворовом туалете, когда все началось. Автоматные очереди, крики. Крики быстро стихли. Потом тишина и незнакомые голоса.
Боршевич уставился в одну точку. Мыслями он был не здесь и даже не в две тысячи тринадцатом году.
– Сидит он и понимает: мертвых не вернуть, самому бы не зажмуриться. А у него туалет, – Боршевич посмотрел себе под ноги, словно сам сидел на толчке, – оригинальной конструкции. Сиденье откидывается в сторону вместе с частью пола. Чтобы ассенизаторы могли подъехать, дерьмо откачать. Сорри, – спохватился он, – что за столом, но…. В общем, даже дорожку, чтобы машина проехала, проложил, как раз от ворот до сортира. А что убийцы, так они всегда спешат. А эти еще и растерялись, когда поняли, что не тех пришили. Да еще и ребенка… Будь у них больше времени, может и смутило то, что широкая дорожка сужается сразу за деревянным сортиром. А так… В общем, заглянули они в сортир. Никого. И в доме тоже. И в сарае, и в птичнике, где мой приятель разводил фазанов – опять же, элемент сладкой жизни девяностых. Уехали они минут через пятнадцать, и то, что их не заметили, говорит лишь о желании соседей пожить как можно дольше. Пятнадцать минут. Это, Анна, чертовски нелегко – стоять пятнадцать минут по уши в дерьме, не за столо будет сказано. В выгребной яме, вытягиваясь на носках, чтобы жижа не заливалась в уши и в рот. Слава богу, звать никого не пришлось – мой друг никого бы и не дозвался. Потерял бы сознания от газов. Там в стене выгребной ямы были металлические лесенки, как в канализационных люках. Он и делал-то туалет по подобию городской канализации. Стены по кругу обложил кирпичом, присобачил лесенки. Планировал присоединить сток к общей канализации. Одна беда – канализацию обещали провести, но так и не провели. Пришлось вот искусственно расширять дорожку для ассенизаторов.
