— Она здесь, я чувствую. Она на крючке.
— Не спешите так, — предостерег Француз. — Вы упустите рыбу. Плавно подведите ее к борту лодки.
Но Дона уже не слушала. Вскочив на ноги, она чуть не выронила лесу, затем с силой рванула ее к себе, и, когда серебристая чешуя уже мелькнула на поверхности, рыба сорвалась, подняв фонтан брызг, и ушла на глубину. Крик разочарования вырвался у Доны, она обернулась к Французу с глазами, полными отчаяния. С минуту он смотрел на нее, потом расхохотался, откидывая рукой прядь волос, упавшую на лоб.
— Вы просто чересчур увлеклись.
— Я ничего не могла с собой поделать. Так приятно было чувствовать подергивание лесы в руках и так хотелось что-нибудь поймать.
— Не беда. В другой раз вам повезет больше.
— Вот беда: моя леса — она запуталась.
— Дайте сюда.
— Нет, я сама.
Не настаивая, он снова принялся удить рыбу. Дона, подняв свой безнадежно спутанный клубок и зажав его между коленями, пыталась распутать лесу, но та еще больше запутывалась. Досадливо нахмурившись, она вопросительно взглянула на Француза. Он протянул руку и молча забрал клубок. Дона с облегчением оперлась о борт лодки и стала рассеянно следить за его руками, ловко распутывавшими мокрую лесу.
Далеко с запада солнце отбрасывало на небо длинные розоватые полосы, золотило воду реки. С отливом вода стала быстро убывать, булькая вокруг лодки. По грязи на отмели прошлепал одинокий кроншнеп, затем, насторожившись, поднялся в воздух и, тихонько посвистывая, скрылся из виду.
— Когда же мы разложим костер? — спросила Дона.
— Когда добудем себе ужин.
— А если мы ничего не поймаем на ужин?
— Тогда не будет и костра.
За разговором Дона не заметила, как ее леса чудом распрямилась. Он аккуратно свернул ее и бросил за борт, протянув Доне оставшийся конец.
— Спасибо, — покорно сказала Дона и несмело покосилась на него, встретившись с его лучащимся мягкой улыбкой взглядом. На душе у нее сразу стало как-то легко и радостно.
Черный дрозд, укрывшийся в лесу на противоположном берегу реки, прерывисто пел свою песенку, сладкую и задумчивую. На душе у Доны было мирно и спокойно, ничего подобного она никогда раньше не испытывала. Все, что клокотало в ней когда-то, рвалось наружу, теперь успокоилось, покорившись этой тишине и «его» неуловимому влиянию. До сей поры ей, жившей в сумятице света, было незнакомо это очарование тишины. Она чувствовала себя околдованной. Ей казалось, что она наконец вернулась в давно оставленные места, куда всегда стремилась, но никак не могла добраться… Да, да, именно о таком мире она мечтала, когда сбежала в Наврон из Лондона. В то же время в ней зрело понимание, что без «него» она бы никогда не обрела полноту счастья. «Он» открыл ей этот мир, открыл ей новую, доселе неведомую жизнь. Играла ли она с детьми, бродила ли по саду, она всегда думала о «нем», что «он» где-то рядом, в бухте, на своем корабле.
