На борту «Ермака» загремело восторженное «ура». И у людей и у самого дедушки «Ермака» появились новые силы. Ледокол с удвоенной энергией стал крошить поля нетронутого льда и упорно пробиваться вперед.
Но туман приподнялся только минут на десять и, точно занавес на сцене, опустился снова. От «Ермака» до кораблей оставалось миль пятнадцать.
28 августа, ломая последние льды, наш ледокол подходил к кораблям. Оркестр «Ермака» играл «Интернационал». Корабли расцветились флагами и подняли сигнал:
«Привет „Ермаку“!»
Окопов корабли, «Ермак» стал к ним борт о борт. Радости людей не было границ. Часть команды «Ермака» перешла на корабли, и мы начали выводить их на юг.
«Садко» и «Малыгин» с трудом, но пробивались по узкому каналу, который оставался после прохода «Ермака». Хуже было с «Седовым». За время зимних сжатий у него оказалось сильно поврежденным рулевое устройство, и «Седов» не только не мог лавировать, но даже идти прямо. Пришлось его буксировать. Однако в тяжелом льду «Седов» не мог держаться строго за кормой «Ермака»: его изуродованный руль поворачивал корабль вправо.
Льдины все время втискивались между «Ермаком» и «Седовым». Толстые, в руку человека, проволочные тросы не выдерживали и лопались, как нитки. Дважды в течение двух часов менялись тросы, и дважды они рвались. Ледокол «Седов» удалось протащить за это время на расстояние меньше одной мили. А на пути к югу лежал тяжелый пояс льдов.
Установилась ясная погода, и «Ермак», взяв с собою только «Малыгина», пошел на юг, чтобы нащупать наиболее легкий путь во льду и пробить канал, по которому потом можно было бы провести ледокол «Седов».
«Ермак» снова с разбегу наскакивал на ледяные поля и крушил их. Но вот гребные валы не выдержали. Сначала лопнул вал левой машины и вместе с винтом ушел на дно, на глубину трех тысяч метров. Скоро «Ермак» остался с одной центральной машиной. В таком состоянии он не мог уже буксировать ледокол «Седов». Неясно было даже, удастся ли ему самому выйти из тяжелых льдов. Надо было решать, что делать с «Седовым».
Ни у кого даже и в мыслях не было бросить ледокол без людей. Все считали бесспорным, что на «Седове» должен остаться экипаж. Отобрать надо было пятнадцать человек, а желающих остаться вызвалось во много раз больше. Прежде всего это были сами седовцы. Бадигин, ставший капитаном во время ледового плена, после того как старого капитана из-за болезни пришлось вывезти, считал невозможным уйти с «Седова», пока он сам здоров, а корабль может плавать.
