— Зачем они тебе?
Тео за ту сотню лет, которую прожила в Лесу, видела всяких двуногих. Некоторые из них даже уходили от нее живыми. Некоторых она даже отпускала сама. Она не была уж слишком кровожадной. Просто ей было необычайно интересно, почему все происходит так, как происходит? И никто не мог удовлетворить ее интерес.
— Зачем они тебе? — повторила она вопрос, заглядывая в зеленые глаза лекаря.
— Я хочу с ними говорить.
— Все вы хотите сначала говорить, а потом…
— Но…
— Зачем ты пришел?
— Я хочу жить.
— Верю. Хочешь. — "Странные у него глаза. Такие же, как у меня. Как у нас".
Тео родилась после всех войн, в которых участвовал ее народ. Жаль. На ее долю выпало усмирять зарвавшихся, наглых двуногих. И что они все лезут и лезут? Как-то раз она даже вышла из леса и стала спрашивать у проезжих на большой дороге, что они делают и куда так спешат? Но ей никто не ответил. Даже чуть не убили… Странный мир у этих двуногих.
"Может быть, этот мне объяснит?"
Ловец не умер тогда, когда должен был. Он не закричал тогда, когда должен был закричать. Дриады видели, что он не обычный двуногий. А все необычное подлежит пониманию — это тоже закон. Поэтому, когда они его облепили Лунным цветком и понесли дальше в Лес, Ловец мог успокоиться. Со старейшинами он точно встретится, ибо только они придумывают законы, ибо только векам принадлежит мудрость.
И иногда путь к мудрости лежит через боль. Ужасная боль обрушилась на Ловца.
Он очень хотел расслабиться, но не мог. Состояние "отключения" не может длиться постоянно. Так недолго и без нервной системы остаться. Болели руки и ноги, лишенные ногтей пальцы, обоженная огнем грудь.
"Боги! Я, вроде как лекарь, а сам…"
* * *
Ворон к ворону летит,
Ворон ворону кричит:
Ворон! Где б нам отобедать?
Как бы нам о том проведать?
Ворон ворону в ответ:
Знаю, будет нам обед;
В чистом поле под ракитой
Богатырь лежит убитый.
Хриплый, жизнерадостный и разухабистый голос совершенно не подходил к грустным словам песни. Но поющего, видимо, это не волновало, и он голосил на всю округу. Скрип колес был ему единственным сопровождением.
— Плохо поешь, — простонал Ловец.
Ящик, на котором он лежал, содрогался при каждом подпрыгивании телеги на ухабах. Дорогой назвать то, по чему они ехали, можно было лишь при очень большом допущении. Наверное, ран и синяков от такой поездки у него только прибавиться.
Кем убит и отчего,
Знает сокол лишь его,
Да кобылка вороная,
Да хозяйка молодая.
