На следующий день, стесняясь, он попросил ее телефон у куратора. Вечером долго не мог дозвониться и когда она наконец подняла трубку, пригласил ее на свидание фразой из пособия по грамматике. Ей было двадцать четыре года. Второй год она работала в Кембридже над докторской степенью. Ее маленькая комната была завалена книгами и другим обильным студенческим хламом. С ней Кембридж странным образом изменился. Теперь Туровцын полной грудью вдыхал этот студенческий воздух, перестал замечать серое небо и проливные дожди. Колледжи университета, как будто слепленные из песочного теста, снова очаровывали его. Бородачи — профессоры на велосипедах вызывали благоговение. Многочисленные приятели Ишбел, многие из которых были просто сумасшедшими, умиляли. Вместе с ней он шатался по музеям и пивным, плавал на лодке по реке Кэм. В дождь они перемещались с одной убогой студенческой квартиры на другую. У ее друга он купил себе велосипед с плетеной корзиной у руля и выбираясь на выходные за город, они наматывали километры по проселочным дорогам. Туровцын, у которого с непривычки ломило все тело, отставал, но не спускал глаз с ее упругого зада и мускулистых ног в лайкре. Она по студенчески была очень бедна. Два вечера в неделю подрабатывала официанткой в Сингапурских садах. Туровцын увязал все больше и больше. Не было в ней этого противного заглядывания в глаза. Она была совершенно независима. Ему нравился ее вещевой пофигизм. Глядя на ее холщовую сумку, Туровцын купил ей пару крокодиловых, только для того, чтобы узнать что она не носит кожу и меха из любви к животным. Драгоценные камни — чтобы не поощрять детский труд в шахтах Востока и Африки. Но когда он принес ей коллекцию старинных карт Эссекса, пришла в полный восторг и смотрела счастливыми глазами. Туровцын лез из кожи, но отношения не складывались. Когда вечерами он топтался у двери, стараясь проникнуть в ее комнатушку, она командовала: Туровцын, домой! Она была дружелюбна, но не более. Ее равнодушие только подстегивало его и он как терпеливый хищник осторожно подбирался все ближе и ближе. В Шотландии маячил какой-то неопределенный бойфренд, которого Туровцыну хотелось раздавить как муравья. Но дело было не в России и он был бессилен. Он продолжал терроризировать ее подарками. Жертвовал огромные суммы в благотворительные фонды, которые она поддерживала. Спасал амурских тигров и голубых китов, помогал ученым в борьбе с раком и атеросклерозом, давал деньги на реставрацию кафедральных соборов. Сколачивал ей кухонную мебель, стриг газон в крошечном два на два садике ее дома. И к декабрю ее сердце дрогнуло. Посильную помощь оказал бойфренд, который не приехал на день ее рожденье и Туровцын увез Ишбел в Монако. Эта женщина далась ему так трудно, что когда пришло время насладиться триумфом, он делал это не торопясь, со вкусом. Друзья говорили, что никогда не видели его таким счастливым. На Рождество он преклонил колено и надел ей на палец безупречный солитер. Но в Москве безделье задавило ее, она не была создана для праздности, ее кипучая натура требовала действий. После того как были изучены все туристические маршруты, она загрустила. Как молодое дерево, вырванное с корнями из родной почвы, она плохо приживалась на на новом месте. Со временем прибилась к каким-то фондам для сирот и Туровцын, равнодушный ко всему, что не касалось его лично, с удовольствием наблюдал возвращение прежней, деятельной и неумолкающей Ишбел. Он все больше и больше привязывался к ней. Она же, узнавая его ближе, наоборот отстранялась. Временами он ловил на себе испытующие взгляды, со многим в его жизни она была не согласна. Однажды, когда на глазах у нее он в кровь избил охранника, Ишбел замолчала на неделю. И он обещал ей что, больше никогда этого не сделает. Ему было так хорошо с ней в тот вечер, что захотелось срастись с ней душами, дать ей проникнуть в себя, не оставив ни одной тайны, до самого дна. Рассказать ей о себе все, пропустить через нее все прошлое и насовсем очиститься от этого груза. Чтобы она простила и приняла его. Тогда можно было бы начать новую, безупречную жизнь. Но он просчитался. После его откровений Ишбел долго и испуганно вглядывалась в него. Проснувшись среди ночи он видел, что она лежит как мертвая, уставившись открытыми глазами в потолок. Утром, когда он был уже в офисе, она наняла такси и уехала в Аэропорт. Туровцын бросился вслед, нужно было догнать, остановить и заставить быть рядом. Он так хотел. С тремя своими людьми он пробился до самого летного поля. Но самолет уже взлетел и Туровцын долго стоял на морозном воздухе, чувствуя как жизнь сереет, а люди становятся заискивающими паразитами. Управляющий аэропортом все извинялся, что не смог остановить самолет, ему позвонили слишком поздно. Туровцын угрюмо смотрел в сторону и жалел что он действительно не виноват, в тот момент ему хотелось давить все вокруг. Он звонил Ишбел по всем телефонам и однажды дозвонился.
