Она смотрела прямо ему в лицо:
– Папа умер? Я так и знала, что он не вернется.
Архиепископ изумился, но быстро пришел в себя:
– Да, дитя, я с прискорбием должен сообщить, что он умер в Страстную пятницу, немного не дойдя до Компостелы. Его похоронили у подножия усыпальницы святого Иакова. – Голос архиепископа был слегка хриплым. – Теперь он с Богом и не чувствует боли. Ему ведь давно нездоровилось.
Горе сотрясло ее, как подземные толчки. Она и раньше догадывалась о том, что с отцом не все ладно, но никто не счел нужным ей рассказать, тем более отец.
Жоффруа протянул ей сапфировый перстень, который держал все это время в руке.
– Он послал тебе это, приказав стараться, как ты всегда это делала, и слушаться советов наставников.
Взяв перстень, она вспомнила, как он сиял на отцовском пальце, когда герцог отправился в дорогу. Ей казалось, будто земля под ногами разверзлась и все, что когда-то было прочным, разом рухнуло в пропасть… Подняв голову, она устремила взгляд на сестру, которая смеялась какой-то шутке. Через минуту этот смех оборвется и вместо него придут горе и слезы. Мир Петрониллы тоже пошатнется, и смириться с этой мыслью было даже тяжелее, чем с собственным потрясением и горем.
– Что же будет с нами? – Она постаралась говорить как взрослый практичный человек, хотя голос ее все-таки дрогнул.
Жоффруа сомкнул ее пальцы, заставив зажать перстень в кулаке.
– Не волнуйся, о вас позаботятся. Отец оставил вам надежное обеспечение в своем завещании.
Он хотел ласково обнять девочку, но та отпрянула, решительно вздернув подбородок:
– Я не ребенок.
Архиепископ опустил руки.
– Но ты еще так молода, – ответил он. – Твоя сестра… – Он бросил взгляд на компанию женщин.
– Я сама скажу Петронилле, – решительно заявила девушка. – И никто другой.
Он покорно согласился, хотя тревога не покидала его.
– Как пожелаешь, дочь моя.
Они вернулись к женщинам. Как только дамы отвесили поклоны архиепископу, Алиенора отпустила их, а сама села рядом с сестрой.
– Смотри, что я вышила! – Петронилла продемонстрировала платок, над которым трудилась. Один уголок был сплошь покрыт белыми ромашками с золотыми серединками. Карие глаза девчушки так и сияли. – Я подарю его папе, когда он вернется домой!
Алиенора прикусила губу.
– Петра, – начала она, обняв сестру за плечи, – я должна тебе что-то сказать.
