Набат | страница 30
— А кто? — унял боли и насторожился Ануфрий: неужто владыке уже снаушничали о его непотребстве в святую ночь?
— Важный кто-то, сказывает, генерал, — вытянул вверх указующий перст монах.
— Час от часу не легче! — добрался до жесткого полукреслица Ануфрий, кое-как разместил там телеса. — Веди сюда! Сил нет…
Пока он размышлял круто о неведомом генерале, боли, словно родичи его кровные, подобрались внутри и замерли.
— С Рождеством Христовым, отец Ануфрий! — приветствовал настоятеля высокий мужчина в штатном добротном пальто. Шарф из ангоры струился поверх ворота, ботинки чищены и кожей справны, и ликом вошедший был приятен. Ануфрий нашел силы улыбнуться:
— Воистину, сын мой! Да прибудет и с тобой Иисус наш сладчайший, принявший за нас муки адовы. — Он щедро осыпал крестами пришедшего, а глаза Ануфрия угадывали, какое же чудо явилось с этим незнакомцем. — С тем и жи-вем-можем…
Гость принялся снимать пальто, оглядываясь. Ануфрий звякнул в колоколец. Тотчас появился прежний монашек.
— Прими одежи, — распорядился Ануфрий. Дождался, пока монашек развесил одежду гостя на крюках в стенной нише, поклонился и следом исчез. — Присаживайтесь сюда… У нас удобства малые… Какие труды привели высокого гостя в скромную обитель и… кто будем? — спрашивал он с придыханием.
— Генерал Судских из органов, — представился гость, и архимандрит надолго закашлялся до свекольного цвета, до синевы так, что гостю пришлось зело хлопать его по спине.
— Отец Ануфрий! — взывал он, охаживая настоятеля вдоль желейно загустевшего позвоночника. — Не велика печаль, я душу вам облегчить приехал!
— Чем? — не очень уразумел Ануфрий.
— Вот! — воскликнул гость.
Архимандрит глянул сквозь пелену на глазах, и — пресвятая Богородица! — в генеральской длани девственно сияла ангельским тихим светом полулитровая бутылочка «Кристалла» московского розлива.
— Божья благодать, излейся! — завопил Ануфрий, позабыв о причинах своих болезней, о братьях за дверями: да гори оно все ярким спиртовым пламенем, дальше другого монастыря не сошлют! — Давай, брат мой подневольный, аки я, возлечимся быстро! Сей же час велю закусочки сгоношить… Спрячь на мгновение чудо сие. Брат Сильвестр! Брат Сильвестр! — заорал он, замолотил в колоколец, однако с появлением послушника возобладал собой и елейно испросил: — А принеси-ка нам, брат Сильвестр, какой-никакой пищи. Редечки тертой, может, косточкой разживешься, видишь, гость высокий у меня и с дороги, притомился, но особливо огурчиков и капустки квашенной с клюковкой, что у келаря в синей кадушке, да яблочков моченых присовокупь, а еще, еще… — распалялся, предвкушая малый праздник Ануфрии, — арбузиков бы солененьких! Поспешай с Богом, брат Сильвестр, не мори голодом гостя нашего, а келарю вели не кочевряжиться, бо гость наш не случаен, — и перекрестил спину уходящего монаха.