Фекла Андреевна оправила свою вязанку и сочувственно вздохнула.
— Не в духе Алексей Михайлович, не в духе…
Людмила не отвечала, она раздувала огонь в печке, добиваясь, чтобы пламя охватило сырые дрова. Фекла Андреевна умолкла и сидела, внимательно следя круглыми глазами за каждым движением хозяйки. Она ощупывала глазами горшки на плитке, банки на полочке у печки, осторожно, исподтишка поглядывала на буфет, пытаясь рассмотреть, что стоит за его закрытыми бумагой стеклами.
— Пошла вчера на рынок лучку купить, — начала она тихим, покорным голосом, — ведь это само здоровье… И для сердца и вообще… Но три рубля запросили. Три рубля!
Она печально покачала головой, впившись в Людмилу бесцветными неморгающими глазами.
— Ну и что? — спросила та машинально.
— Да что ж, не взяла… Откуда у меня такие деньги? А у вас, душенька, не найдется случайно?
— Посмотрю, может есть.
Сейчас выйдет Алексей, надо дать ему позавтракать, а старуха не трогается с места. Чего она ждет?
А старуха, словно отвечая на невысказанную мысль Людмилы, перестала на минуту жевать беззубым ртом.
— Дрова сырые, ах, какие сырые… Я было хотела затопить, вскипятить чайку, — не горят… Видно, погода такая, да и сырые… Откуда у вас такие сухие дрова?
— Какие там сухие, совершенно сырые, я тоже насилу растопила.
— А у меня не горят… Один дым только… так и хожу без чая…
Чайник шумел, крышка на нем стала подскакивать. Старуха прильнула взглядом к вырывающемуся из носика пару.
— Сейчас налью вам, Фекла Андреевна, — сказала Людмила, и старушка беспокойно задвигалась на табуретке.
— Ну зачем же, душенька, хлопот вам сколько… — слабо возразила она.
— Ничего, ничего, я налью.
Старуха стала торопливо застегивать пуговицы вязанки, поправлять юбку, все ее тело вдруг задвигалось, губы торопливо жевали, морщинистое лицо осветилось ожиданием. Алексей, не обращая на нее внимания, прошел через кухню в комнату.
— Сейчас я дам тебе позавтракать, — бросила ему Людмила.
— Нет, нет, я не хочу. Налей мне только чаю.
Фекла Андреевна сочувственно шмыгнула носом. Людмила налила стакан чаю, чувствуя на руках взгляд старухи.
— А теперь вам. Кусочек хлеба…
— Нет, нет, — отказывалась старуха, но искривленные ревматизмом пальцы уже тянулись к хлебу.
— Если позволишь, душенька, я возьму с собой, там уж дома тихонько пожую… А тут я тебе не хочу мешать.
Хлеб исчез в кармане черной юбки. Людмила заметила, что карман уже битком набит, — видимо, Фекла Андреевна, прежде чем зайти к ней, обошла не одну квартиру.
