— Вы хотите сказать, что она получит такую возможность, если вернётся? — все так же сквозь зубы спросила Динни.
— В конце концов, видимо, да.
— Понятно. По-моему, нам пора расстаться.
— Как желаете. Вы находите, что я циник? Спорить не стану, но сделаю всё возможное, чтобы вернуть Клер. А если она не согласится, пусть остерегается.
Они остановились под фонарём, и Динни, сделав над собой усилие, посмотрела Корвену в глаза. Какая улыбка на тонких губах, какой немигающий гипнотический взгляд! Это не человек, а чудовищный, бессовестный, жестокий кот!
— Я все поняла, — спокойно сказала она. — До свидания!
— До свидания, Динни! Мне очень жаль, но лучше, когда точки над «и» поставлены. Руку дадите?
К своему немалому удивлению, она позволила пожать себе руку и свернула на Маунт-стрит.
Она вошла в дом тётки, негодуя всей своей страстно преданной близким душой и вместе с тем отчётливей понимая, что заставило Клер выйти замуж за Джерри Корвена. В нём было нечто гипнотическое, какая-то откровенно бесстыдная, но не лишённая своеобразного обаяния дерзость. Взглянув на него, нетрудно было представить себе, какой властью он пользуется среди туземцев, как мягко и в то же время беспощадно подчиняет их своей воле, какое колдовское влияние оказывает даже на своих коллег по службе. Девушка понимала также, как трудно отказать ему в сфере физиологии, если он не вознамерится полностью попрать человеческое достоинство.
От печальных раздумий её отвлёк голос тётки, объявившей:
— Вот она, Эдриен.
На верхней площадке лестницы Динни увидела козлиную бородку Эдриена, который выглядывал из-за плеча сестры.
— Дорогая, твои вещи прибыли. Где ты была?
— У Клер, тётя.
— Динни, а ведь я не видел тебя почти год, — заговорил Эдриен.
— Я вас тоже, дядя. В Блумсбери все ли в порядке? Кризис не отразился на костях?
— С костями in esse[9] всё обстоит прекрасно; in posse[10] — весьма плачевно. Денег на экспедиции нет. Вопрос о прародине Homo sapiens[11] ещё более тёмен, чем раньше,
— Динни, можешь не переодеваться. Эдриен обедает с нами. Лоренс очень обрадуется. Вы поболтайте, а я схожу распущу немного лиф. Не хочешь ли подтянуть свой?
— Нет, тётя, благодарю.
— Тогда иди сюда.
Динни вошла в гостиную и подсела к дяде. Серьёзный, худой, бородатый, морщинистый и загорелый даже в ноябре, он сидел, скрестив длинные ноги, сочувственно глядя на племянницу, и, как всегда, казался ей идеальным вместилищем для душевных излияний.
