На другой берег | страница 27



— Когда приступим?

— Если хотите, завтра вечером. Мой адрес: Мелтон-Мьюз, два, за Малмсбери-сквер. С утра я куплю краску, и начнём с верхней комнаты. Скажем, в шесть тридцать.

— Отлично!

— Но помните, Тони, — никакой назойливости. «Жизнь реальна, жизнь серьёзна…»

Он грустно усмехнулся и прижал руку к сердцу.

— А теперь уходите. Я провожу вас вниз и посмотрю, не вернулся ли дядя.

Молодой человек встал.

— Что слышно с Цейлона? — отрывисто спросил он. — Вас не тревожат?

Клер пожала плечами:

— Пока все тихо.

— Вряд ли так будет долго. Что-нибудь надумали?

— Какой смысл думать? Похоже, что он вообще ничего не предпримет.

— Я не могу вынести, что вы… — начал и оборвал фразу Крум.

— Пойдёмте, — позвала Клер и отвела его вниз.

— Я, пожалуй, уже не зайду к вашему дяде, — объявил Крум. — Значит, завтра в половине седьмого.

Он поднёс её руку к губам и направился к двери. На пороге снова обернулся. Клер стояла, слегка наклонив голову, и улыбалась. Он вышел в полной растерянности.

Молодой человек, внезапно пробуждённый воркованием голубок Цитеры, ощутивший на себе таинственное магнетическое притяжение женщины, которая в просторечии именуется соломенной вдовой, и вынужденный держаться на расстоянии из-за условностей или щепетильности, заслуживает всяческого сожаления. Не он избрал свою судьбу — она настигла его исподтишка, безжалостно лишив его всех остальных жизненных интересов. Он одержим своего рода манией, которая подменяет все его обычные стремления одной всепоглощающей тоской. Такие заповеди, как «не прелюбодействуй», «не желай жены ближнего твоего», «блаженны чистые сердцем», звучат теперь для него особенно академично. Школа приучила Крума к тому, что, когда раздаётся звонок с урока, это означает: «Играй!» Сейчас он понял всю ограниченность такого правила. Какая уж тут игра? С одной стороны — обворожительная женщина, которая на семнадцать лет моложе своего мужа и бежала от него, потому что тот — сущее животное, Клер этого не говорит, но он. Тони, в этом уверен. С другой стороны — он сам, влюблённый в неё без памяти и нравящийся ей не так, как она ему, но всё же нравящийся, насколько это вообще возможно в данных обстоятельствах. А впереди — одни совместные чаепития. Нелепо до кощунства!

Погруженный в размышления, Тони Крум не заметил человека среднего роста, с глазами, как у кота, тонкими губами и множеством мелких, словно царапины, морщин на загорелом лице, который поглядел ему вслед, искривив рот в отдалённом подобии улыбки.