На верхнем плато я их просто не узнал. Тихие, все какие-то одинаковые.
Наплывало облако и мы исчезали. Ледяной ветер, белый мох, груды камней. Карстовые пещеры. Ягоды можжевельника в кармане штормовки. Здесь нет воды. И голоса тоже нет.
Мы стояли на краю, на отметке высот, и даже птицы были внизу.
Дальше была целая неделя, о которой мне нечего рассказать.
Ничего не помню.
А потом ты уехала.
* * *
… и так пока не сдвинется земля, и не поплывет в обратную сторону. Спи.
А ты?
А я никогда не сплю.
В открытое окно вой тормозов, знаю этот старенький москвич, который всегда рвет с места в карьер. Звон разбитого стекла на остановке. Дребезжание холодильника. Я перечисляю детали, когда другие пишут «здесь был Вася», уже зная, что и детали не удержат.
Спи, моя золотая медная. Держу тебя, как пес монетку во рту.
Нет ли огнива, служивый. Извини, браток, не могу.
Рука затекла, нет руки.
на склоне
когда нас уже нет
ничто не шелохнется
не изменится
редкие облака
в перевернутых зрачках
моря внизу
мы снова стали
поворотом неба осыпью
мелкими цветами горечавки
тенью ветра тенью самих себя
каменистым плоскогорьем
гребнями тишины
ночь сеет нас заново
море подступает
к запекшимся губам
раненый к раненому
потому что найдут
только вместе
наши тела
пещерные города
крошащиеся от ветра
каменная смола
высолы на щеках
руки корни
на краю обрыва
ягоды кизила
рассеченная бровь
терновник
эхо
на склоне
обнявшись молчим
не замечая
что нас уже нет
солнце уходит
Жарко. Над нами — меловое небо, на потолке — береговая линия, мухи, водомерки, виноградные косточки. Солнце уходит. Два часа дня.
— Хочешь есть?
— Нет.
— Когда-нибудь придется.
— Здесь по утрам разносят молоко. Раз в неделю — картошку и сахар. И, кажется, гречку. Мешками.
— Шутишь?
— Нет.
— Очень может быть.
— Я не привязан к еде.
— А я привязана. Еще как. Можно сказать, жить без нее не могу.
— Только давай не будем вести кулинарные разговоры. Мы не на острове. Дверь, кстати говоря, так и осталась незапертой. Хронически забываю. Зато братец у меня аккуратный — всегда на три оборота.
— Подумать только, какая метафора… С дверью.
Яна, в руках огромный мяч, за ним белый бант. Какой-то праздник, показательные выступления детей перед высоким начальством. Черный купальник, балетные туфельки. Примерно четвертый класс. Потом — только коленка или локоть, стрелка на чулке, ссадина, развязавшийся шнурок. Один раз пришла в школу без юбки (честно говоря, не понимаю, как такое возможно, но с девчонками еще не то бывает). Заспанная, снимала пальто за вешалками. Туда же причалила Замотана, долго возилась с пуговицами, потом они глянули друг на друга… Бывает же. Обе пошли домой одеваться, неуд, неуд. Причину прогула объяснить не смогли. Одной простили, другой — родителей в школу. Мамаша Замотиной явилась в юбке такой длины, которая вполне могла сойти за ее отсутствие. Еще вопросы есть?
