— Что ж? Браво, западник — браво, Рудый, специалист по идеологическим внешним сношениям –
успешно — сношаемый — в — мрак — дерьма — ибо — малая — адская — бездна — призывает — адскую — же — большую — бездну — хотя — бы — и — политическую.
152
Однако Цахилганов был недоволен такой своей логической виньеткой: чем, собственно, один порок хуже или лучше другого? А сколько их у каждого! И он чувствовал сейчас сильнейшую потребность оправдывать любой вид греха,
потому как… ему не хотелось верить
в святость кого бы то ни было,
а именно — в непорочность святости!
Он всё не мог забыть постыдной своей трусости при появлении странного Старца, прошедшего недавно сквозь палату.
— Кстати, кто это был? — подозрительно спросил Цахилганов. — Ну, тот, из-за которого я едва не вышиб лбом дверь?
— А-а… Из Византии пятого века. Они ходят иногда, святые из прошлого, по местам, где сосредоточены людские страданья. И, в той или иной форме, оставляют людям знанья, добытые своим аскетическим подвигом. Помогают. Если бы не колоссальная вспышка на Солнце, ты бы его не заметил. Да что тебе до тех, кто молится за род людской в вечности?..
— А наблюдал ли ты, — спросил он себя, Внешнего, — что наши нестяжатели очень хорошо умеют говорить о бренности жизни — не знавшие её радостей и не имевшие лишней копейки. Кто богатство презирает? Да тот, для кого оно недостижимо. А кинь ему та же Америка хорошую сумму — вот тут-то он от всякой своей святости и излечится мигом… Нищие, между прочим, самый сребролюбивый народ! Замечено: они оч-ч-чень алчны. Так что, святость аскетическая, брат ты мой, — достояние тех, кто сам ничего не стоит!
То есть вот, ничегошеньки…
153
Внешний, как видно, немного растерялся
и теперь безмолвствовал
озадаченно.
— Да! Жалко Любу… Жалко мелких людишек, которых быстро, стремительно сживают со свету, — бормотал Цахилганов, развернувшись на кушетке. — Жалко святых, изморивших себя постами. Всех жалко, кого никто не купил и никто не купит. Обречённых, значит. На нужду. На вымиранье.
— На вечную жизнь, то есть.
— Вот мы и говорим всем им: счастливого пути
на тот свет, — раздражённо прикрикнул в зеркало Цахилганов. — Всем чистеньким. Кто не с нами,
— всем — уходящим — в — небытиё —
счастливо добраться да небесного блаженства. С нами же, на земле, останется обслуга — и довольно того.
— А как же Любовь? — спросил Внешний. — Разве она с такими, как ты?..
Что же, прощаешься с ней тем самым?
Ничего не ответив на это, Цахилганов решил полежать без всякой мысли.
