5/4 накануне тишины | страница 74
— несмотря — на — жуткие — разрушительные — последствия — тех — умонастроений — для — бывшей — огромной — страны — и — для — её — государственности.
— Зато мы сумели ощутить себя сверхлюдьми! И ради этого, право, стоило жить, — упрямо и возбуждённо сказал он, переходя в резкую оборону от самого себя. — Даже дети рвутся к всесокрушающей свободе!..
Да-да, чистые невинные детки
вдруг принимаются ломать свои игрушки,
как маленькие упорные изверги,
дабы ощутить себя — над правилами и вне их.
Рамки правил, рано или поздно, любой, любой человек начинает испытывать на изгиб, на излом, на прочность — в семье, на работе, в стране! И это — так!..
— Мир, доведённый до абсурда, стремится к порядку, — то ли спросил, то ли уточнил Внешний. — Порядок, доведённый до абсурда, стремится к хаосу. И так — всякий раз…
Внешний говорил ещё что-то. Но Цахилганов уже не слушал.
— Мы хотели быть людьми вне социалистического строя!.. — говорил он в окно, словно с удовольствием мстил себе, другому. — Да, мы не могли тогда по молодости лет придавать этому особого значенья — тому, что строй создан неправедно. Но мы явились слепыми орудиями Высшего Промысла: нами уничтожалось общество, выстроенное неправедно и жестоко — «гуманное», видите ли, общество, расцветшее на крови соотечественников… Оно должно было разрушиться! С нашей ли помощью, с чьей-то иной. Потому как… кругом шешнадцать — не бывает!
— Птица… Она стала старая и злая. И очень сильная, Андрей… — шептала Любовь.
— Погоди, Люба! Мы, слепые орудия Высшего Промысла, сбили им привычные ударения в ритме всеобщего социалистического стройного движения вперёд. Мы выпали из размеренности интонаций!.. Мы, мы — даже не знаю, как нам это удалось…
Волнуясь, он легонько забарабанил пальцами по больничному подоконнику:
— Мы… В общем,
— мы — синкопа — да — синкопа — мы — анархичная — туземная — африканская — животная — развязная — пляшущая — на — костях — прежних — ритмических — правильных — ударений — синкопа —
мы уже тогда тайно жили, как Америка,
пристрастившаяся к диким африканским ритмам,
будто к наркотику.
О, Америка, яростным вином блуда своего напоившая все народы! Мы любили тебя — пресыщенные молодые баловни советской поры…
— И тайно, как предатели, носили на своих вечеринках галстуки расцветок штатовского флага, — ругался с Цахилгановым он сам, Внешний.
— Да! Мы хотели быть сатанински свободными — как американцы!
И мы, невольники красной морали,
так же, как чёрные невольники колониализма,