— Как-как? Професси..? — удивился он с непосредственностью дебила.
— …ональное! — подсказала она по-учительски прилежно.
— У нас?! Ты что-то путаешь, крошка. Хотя, был среди нас когда-то один… Да, Митька Рудый…
Мусоропровод всё же отозвался в нём и подыграл магазинной сигнализации самую малость.
Горюнова моргала. Она в толк не могла взять, о чём это говорит Цахилганов.
— …Расположить — а потом ударить! — повторила она на всякий случай: для ясности. — Хлестнуть. Резко.
— Если мой отец, энкавэдэшник, кого и хлестал, то — меня. В частности, за детские пьянки, — холодно заметил он, отстраняясь: от близкого её дыханья пересыхали глаза. — А ещё — за патлы, чтоб ты знала.
И — за — то — что — в — восьмом — классе — юный — Цахилганов — обкурился — анашой.
Он согнал нарядную надувшуюся Горюнову с колен
— и ему стало спокойней.
Он хотел быть в своём прошлом
— без неё.
Цахилганов сменил запись
— включил снова Вечнозелёную.
93
Откинувшись к спинке кресла, он опустил веки,
чтобы не видеть её нахальной молодости
и глупого животного временного здоровья,
принимаемого ею, должно быть, за вечное.
— …Мой отец, энкавэдэшник, как ты изволила выразиться, хлестал меня офицерским ремнём! — с удовольствием припомнил Цахилганов только для самого себя.
И усмехнулся, забавляясь:
— А это было не так уж и больно! Хотя все думали, что страшнее наказанья для меня, долбодуя, нет на свете…
Зато когда слабенькая, сердобольная бабулька хлестала его, походя, в сердцах, резиновой своей авоськой — м!м!м!!! — вот что как раз и было больней всего на свете,
— но — об — этом — в — доме — так — никто — и — не — догадался…
Да. Его очкастая дальнозоркая бабуля в кривых нитяных чулках добросовестно исполосовала,
исхлестала вкривь и вкось,
доблестно излупила
своими резиновыми сетчатыми авоськами —
красными, синими, зелёными —
всё его беспутное детство
и даже не менее беспутную юность!..
— Кто тебя, собаку, портьфейном поил до двух часов ночи?
— Не знаю я никаких поильцев собак.
— Ну, дождёшься ты у меня. Вот скажу отцу — он тебя ремнём выдерет, гуляку!
…И как только он вытерпел эту школу мужества? Бабкину школу мужества на дому?
Однако авоськи бодрили. Ум, норовивший сосредоточиться целиком в области чрезмерно подвижных юных чресел, они взбивали
и довольно быстро гнали вверх,
к голове.
На краткое, впрочем, время.
И всё же — Цахилганов благодарен… Благодарен бабуле за добросовестный чистейший резиновый посвист
на фоне сдавленного, собственного, подросткового воя!
