5/4 накануне тишины | страница 46
Он перестал видеть её взгляд давно, когда она была ещё совсем здоровой. Можно ли виноватому видеть всё время взгляд правого —
и — не — возненавидеть — правого — за — его — правоту —
нет, конечно.
Цахилганов — не смотрел.
Цахилганов, подчинивший свою жизнь мелким и крупным земным страстям, не возненавидел.
Но чему их было ещё подчинять тогда — эти самые собственные пресловутые жизни?! — вздыхал и не понимал Цахилганов, возвращаясь к себе самому. — Не посвящать же их было целиком неумному труду, становясь винтиком, буравчиком, шурупчиком, а, если уж очень повезёт, то, пожалуй, и коленвалом всеобщего производственного процесса!
Держи, страна Советов, карман шире!
…Разве что можно было бы стравить собственную судьбу хитрому расчётливо-лживому комсомолу? Партийной, затем, вдохновенной трибунной работе,
ведущей за собою на ошейнике
трудовые массы
в светлое, светлое будущее.
…Но это тоже — земные страсти, только заключённые в клетки правил. И участь поддавшихся этим страстям была так же давно всем известна, и уж потому — невероятно скучна!..
И над этой участью — тоже — не было неба! Над нею маячила только пятиконечная звезда из жести,
скрипящая на ветру.
О, жизнь оказывалась клетчатой в любом раскладе, как пиджаки стиляг, и даже заканчивалась неизбежно — клеткой могильной ямы,
— в — которую — вставляли — заколоченную — клетку — продолговатого — деревянного — ящика — с — кручёной — бахромой —
после того, как опустела грудная клетка, откуда вылетела душа человека — куда-то: фью…
М-да, привычные страсти надоедают людям,
как старая одежда.
Модельерам страстей, там, в преисподней, приходится менять их довольно часто, а потом запускать хорошо забытые — по новому кругу.
По кругу… По кругу… Опять…
И Вечнозелёная уже принадлежала юным.
И джазовая маньячка, легконогая Горюнова, с голосом спелым и шершавым, как арбузная сахаристая мякоть, эта самая молодая Горюнова три дня назад пила много вина в их с Любовью квартире. Пила очень много вина, коньяка, и как только в неё влезало,
— и — бесконечно — удивляла — его — эта — способность — узких — женщин — столько — всего — поглощать — с — их — талиями — гладкими — изящными — лилейными — которые — ничуть — не — шире — жерла — унитаза —
и наглела на новый уже манер, в своём тесном белом платьице, едва прикрывающем сокровенное женское место:
— Слышь, дядька? Нет, ну должен ведь у тебя быть где-то пафосный пиджачишко с такими огромными ватными крыльями, если ты собрал этот классный старый рок, где они, твои ватные крылья, на которых ты весь парил, парил, летал над партийными лохами, где он, где?