— Нашлась защитница! Тоже мне, боец Степанида. Мы как-нибудь без сопливых обойдёмся! — взъерепенился старик. — Ещё как обойдёмся, калёно железо,
ууууу: придёт час.
Цахилганов заметно оживился. Он сбросил байковый халат, будто для ближнего боя.
— Патрикеич! А ну-ка отрапортуй. Готов ли ты для расправы с нами, с усиливающимися хозяевами слабеющей жизни? И в первую очередь — с Рыжей головой,
пытающейся заменить людям Солнце,
а? С Рыжей головой, являющей собою анти-Солнце? — весело спрашивал он старика, подразнивая. — На Степанидкиной ты стороне? Или же, напротив: начнёшь работать на нас, новых хозяев старой жизни? Может, построим ещё с тобою, старичок, лагерный капитализм? Мировой лагерный крепкий,
самый доходный, безотходный, самый совершенный то есть,
капитализм? А то уж больно сопротивление детей в стране разрастается. И как от них, детей, нам, деловарам, обороняться, скажи?.. Загоним остатки святой Руси в шахты — вместе с ними, юными неслухами, вообразившими себя героями? А?.. Ну? Ты лично как настроен, Дула Патрикеич,
— Степаниду — взять — под — надзор — или — меня —
решай же в конце-концов!
71
Патрикеич завздыхал.
— А нам без разницы, — уклончиво проворчал наконец он, не одобряя цахилгановского ёрничества. — Смотря какой приказ поступит. Наша работа простая — рабов Божиих пасти жезлом железным…Специальность у нас такая. Она точного выполнения приказа требует, калёно железо, и ничего — кроме. Назначение мотыги — землю рыхлить, хорошо сорняк срубать, а какой сорняк — мотыга не решает. Решает не тяпка…
Однако что-то ещё, невысказанное, заветное, томило Патрикеича — о чём старик слишком давно знал,
но предпочитал помалкивать до поры,
не доверяясь пока Цахилганову,
нет…
— А чего здесь эти — «геодезисты» искали? Они же эфэсбэшники. А? — спросил его Цахилганов, стремясь поточнее угадать причину его уклончивости.
Дула Патрикеич надсадно крякнул, не успев вовремя убрать своё присутствие из палаты.
— Ну?! — жёстко прикрикнул Цахилганов, преодолевая молчанье старика. — Не юли, трёхглазый.
— Ууууу! — жалобно завыл тот. — Рыщут! Как Иосиф
Виссарионович преставился, так всё и ищут. «Геодезисты»! По всем лагерям бывшим. И шныряют, и шныряют…
— Что — ищут?
Ответа не последовало.
— Ну, приблизительно — что? — хитрил Цахилганов. — Без подробностей. В общих чертах.
72
Старик упрямо сопел где-то поблизости — и только.
— Откуда я знаю?!. — возмутился наконец Дула Патрикеич. — Всё про какую-то Особо секретную лабораторию спрашивают, нечаянно будто бы уцелевшую: след её, видишь ли, они потеряли, потому как по документам она нигде и никогда не проходила. Не проходила, да… А вроде должна где-то быть! Уж так при Берии искали — страх! Страх! Сразу после смерти товарища Сталина, весной… Чуть не все лагеря наши тогда перевернули. Ну, к лету всё стихло, правда. Перед Пленумом. А там ещё и в Германии заваруха поднялась, не до этого стало.
