Но в дверном проёме застыла Саёма — приглашённая на торжество блаженная из местной гильдии Пресветлых Дураков. Горничная по секрету сообщила мне, что обманщиков, желающих поживиться за чужой счёт, в этой своеобразной организации больше, чем тех, в честь кого она названа. И так мол искусно прикидываются, что всей дворней не одну неделю бегали, выбирали такого Дурака, чтоб уж точно был взаправдашний. На мой вопрос: «Зачем на свадьбе пришлые дураки, если в погребе для гостей припасено три бочонка ядрёной смородиновой увалихи?» горничная только укоризненно покачала головой и сослалась на очередную традицию. Дескать, молодым в доме будет счастье, потому что все беды перетянет на себя Свадебный Благостник. Или, как в данном случае, Благостница. За это её накормят и соберут с гостей по медяшке в благодарность.
Однако сейчас седовласый кошмар средних лет в длинной мятой рубахе до колен стоял на пороге, вытянув перед собой обе руки со сжатыми кулаками, и благостным отнюдь не выглядел. Широко раскрытые белёсые глаза безумно таращились, а губы демонстрировали жуткий оскал до самых дёсен.
В ту секунду, на которую я замешкалась, не зная, выпрыгнуть ли в окно или спокойно начать расчёсывать мокрые космы (Умая утверждала, что настоящие Пресветлые Дураки, как на подбор, физически безобидны), Саёма издала пронзительный бессловесный вопль ужаса и резко закрутила руками, изображая мельницу, но с места не двигаясь.
— А, колдунья! За тобой уже идут. Прочь! Провались, проклятая!
Я испугалась не меньше полоумной тётки, круто повернулась и оглядела комнату. Кроме меня и чахлой герани на подоконнике в ней никого не было. Выходит, проклятая колдунья — это я. Вот те раз… И кем меня уже только не обозвали за последние два дня. Крики снова перешли в невразумительные завывания, сделались чуть глуше и начали удаляться по коридору. Судя по всему, Свадебная Благостница решила поднять на уши весь дом. Я всё-таки подхватила шнурок с шишкой и выскочила следом, совершенно не представляя, что буду отвечать, когда меня спросят, почему приглашённая блаженная в моём присутствии чуть ли не пену изо рта пускает.
Хлопнула дверь, крики смолкли, как будто их отрубило топором. Или — меня передёрнуло — топором отрубило кричащую голову. Это всё Циларин со своим ножом — один раз увидишь, на неделю в мыслях засядет! Я кое-как завязала на шее шнурок, только потом спохватившись, что собиралась отказаться верить в жестокие шутки, и оглядела пустой коридор. Мне казалось, что на такие вопли должны были сбежаться не только обитатели дома, но и соседские с обеих сторон, однако никто не появился. Я на цыпочках подобралась к двери, за которой скрылась голосистая Саёма, и прислушалась. Изнутри донеслось тихое монотонное бормотание, словно кого-то убаюкивали. Слов было не разобрать, и нервное любопытство подтолкнуло меня на некрасивый поступок — акт подслушивания. Но добротная дубовая дверь так плотно прилегала к косяку, что все старания пошли прахом. Пришлось ступить на скользкую дорожку подглядывания. Все двери в доме запирались не на щеколду или навесной замок, а на оборот ключа, помещавшегося в специальное отверстие на уровне пояса. Мысленно попросив прощения у высших сил за столь вопиюще недостойное уважаемой травницы поведение, я наклонилась и заглянула в замочную скважину.
