Атилло длиннозубое | страница 9



Она, святая, провела
И армянина… довела…
Туристы, харакири дети,
Икрой из самолетных брюх
Вываливаются на рассвете,
Их алкоголь внутри протух…
И я, который музыкален,
Членистоног и многоног,
Заглядываю в сотни спален,
Неспящий Бог, конечно, Бог…

* * *

Архитектура умирает,
Лишь храмы Господу стоят.
Христианин порочный знает,
Что в храме все ему простят.
Он желтую закупит свечку,
Зажжет, поставит и замрет.
Господь ему простит овечку
И ту сиротку не зачтет,
Которую он испохабил,
Когда он в армии служил.
Господь с креста ему простил
И хватку за кадык ослабил.

* * *

Уютные московские квартиры,
Где старый хлам, где у диванов дыры,
Где книги желтые в слоях столетней пыли,
Где вы рожали, спали и любили…
Храня свое старинное добро,
И из подушек падало перо,
И крошки булок падали под ноги,
И были вечера ваши убоги…

Вид из окна

Идет пацан, везя ногами
Огромный город, тучи, мрак.
Асфальт провис под башмаками,
А в голове – ареопаг.
Сверлящих мыслей панегирик,
Печальных знаний колесо,
И смерть с блестящею косой
В пейзажах раненых Де Кирик…
Идет пацан, согбенный хлопчик,
Сутулый хлипкий дилетант,
Не раз свалившийся на копчик
Не путать с гением… талант…

В церкви утром

Архиепископ, наслаждаясь,
Читает текст, совсем седой.
Архимандрит стоит, касаясь
Почти что потолка главой.
Таскают два семинариста
Свечей почтенные тела.
Тепло, светло и очень чисто…
Толпа смутилась и вошла…
В фуфайке нищенка слепая,
Согбенная, костыль в руке,
Прошла, как будто запятая,
И тихо стала в уголке…
Так это что? Предбанник бани?
Что это все? Чисти-лище?
Где собрались в такие рани
Среди иконок и мощей,
Не выспавшись и всласть зевая…
Нагружены своей бедой
Стоят, крестясь и воздыхая,
А воздух все еще ночной…
Но церковь Божия, с оградой
И с воронами над тобой —
Как будто капля винограда
Вас отражает, Боже мой!..

Фараон из саркофага

Большой и старый работяга,
Одетый в куртку, сапоги
И каску красную, бедняга…
Рассвета нет еще, ни зги.
Как фараон из саркофага,
Походкой каменной ноги,
В моем дворе внизу шагает.
Навстречу – персонаж второй,
Но он с лопатою играет,
А первый пришагал пустой…
Приземистые и седые,
Так старые, как башмаки,
Вот работяги вековые,
Экс-пролетарии простые,
Пришли чинить нам утюги?
Не электричество погасло,
Но больше не течет к нам газ!
И потому сквозь грязи масло
Они бредут в который раз,
Чтоб раскопать трубу в асфальте
И над зловонной загрустить,
Затем согнуться, и пенальти,
В трубу зловонную забить…

* * *

Ф.

С телом школьницы послушной,
Ты ко мне, моя Юдифь…
Запорхнула, злой и душной,