Борщов и Каретникова не очень-то реагировали, так, улыбались отстранённо. Дверь в камеру была открыта, ждали начальника спецприёмника подполковника Сухова.
«Власть сделала ещё один шаг в государственный фашизм, фактически узаконив метод “оговора” и сделав лжесвидетельство полицейских основой судебных решений, – продолжал Дед ораторствовать негромко. – Меня вот судят, всякий раз полагаясь на лжесвидетельства полицейских…»
Вошел кряжистый, вполне себе доброго нрава подполковник Сухов. Поздоровался с Дедом отдельно:
– Здрав-те …ард…инович… Как себя чувствуете?
– Отлично. Лучше не бывает.
– Жалобы есть?
– Никаких жалоб, товарищ подполковник.
– Вы когда нас покидаете?
– Пятнадцатого буду иметь удовольствие вас покинуть.
– Ну, у нас не так плохо… …ард…инович… Здесь не Бутырки, не «Матросская Тишина».
– Сравнить не могу, в тех досточтимых тюрьмах не сидел. Сидел в «Лефортово», в Саратовском централе…
– Такой компании, как у нас, вы нигде не найдёте…
Сухов улыбался, он был явно в хорошем настроении.
– Весь цвет оппозиции в этот раз к нам пожаловал. И господин Немцов в «первой» камере, и господин Косякин был, и господин Яшин, и господин Тор. Вот Сергея Удальцова в этот раз нет. Но зато к вам сегодня поместят г-на Дёмушкина. Ненадолго, правда, трое суток у него, раньше вас уйдёт.
Каретникова и Борщов с блокнотиками расспрашивали арестованных об их нуждах.
Потомок казахского племени, одетый как дядя Том из «Хижины дяди Тома» – клетчатые штаны, сапоги, рубашка кофейного цвета в полоску, ей-богу, как негр дядя Том, горячо поведал Каретниковой о каких-то бумагах. «До чего смешной, даже волосы подкрасил, осветлил, хочет походить на русского», – отметил Дед.
У бомжа Василия в руках возникли его бумаги, и он что-то растолковывал Борщову.
У Деда не было никаких просьб к правозащитникам. Даже сигарет не было смысла просить, не для кого. Армянин Гарик не курил.
Армянин Гарик лежал на своей койке, когда Дед сел на свою. Гарик был молчалив.
– Дёмушкин, – сказал армянин.
– Что Дёмушкин?
– К нам бросают Дёмушкина.
– Ну и?
– Националист. «Чурок» не любит.
«Он боится», – понял Дед.
– Не дёргайся. Я тебя познакомлю. Ты же не чурка. Ты – армянин.
Сам Дед не был знаком с Дёмушкиным.
Дёмушкина привели часам к пяти. Было ещё чуть светло. Высокий, ладная такая рама тела: плечи, шея, руки, небольшая светлая бородка. Вошёл и стал посреди хаты в некотором замешательстве. Дед подошёл к Дёмушкину и назвал себя.
Они пожали друг другу руки.
