Мгновение она стояла между двух негодяев, которые были посланы за ней, и, обежав взглядом комнату, обнаружила Рабека в его плачевном полузадохнувшемся состоянии.
— Где… где месье де Гарнаш? — запинаясь, спросила она.
— Он там, где рано или поздно оказываются все, кто идет против воли Кондильяков, — важно сказал Мариус. — От него избавились.
— Он мертв, вы хотите сказать? — вскричала она.
— Думаю, в настоящий момент это вполне вероятно, — улыбнулся он. — Итак, вы видите, мадемуазель, поскольку опекун, назначенный вам королевой… м-м… оставил вас, вы поступите благоразумно, вернувшись под кров моей матери. Позвольте заверить вас в том, что мы будем рады приветствовать ваше возвращение. Мы не виним никого, кроме Гарнаша, во всем, что с вами произошло, а он уже поплатился за ту дерзость, с которой похитил вас.
Она в отчаянии отвернулась от этого язвительного джентльмена и попыталась апеллировать к хозяину, будто ей мог помочь тот, кто не мог помочь себе сам.
— Месье хозяин… — начала она, но Мариус резко оборвал ее.
— Выведите ее через ту дверь, — сказал он, указывая в сторону коридора под лестницей. — В повозку. Поторопитесь.
Девушка попыталась сопротивляться, но ее потащили на задний двор; заторопились и остальные. Последним уходил Гобер.
— Немного погодя догоняй нас, — бросил он человеку, склонившемуся над Рабеком, и с этими словами исчез.
Шаги их затихли в коридоре, где-то в отдалении хлопнула дверь. Наступила тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Рабека, затем на улице послышался какой-то шум, кто-то громко отдавал приказ. Застучали копыта, заскрипели колеса, и вот загрохотал тяжелый экипаж, быстро увлекаемый прочь.
Наконец негодяй отпустил Рабека, вскочил на ноги и исчез, прежде чем он смог подняться, и, оказавшись на ногах, рвануться за ним вдогонку. Вдалеке он увидел своего недавнего противника, бегущего изо всех сил, повозка уже исчезла из вида. Он обернулся, и его потухший было взор упал на хозяина гостиницы.
— О свинья! — воскликнул он. — Трусливая свинья! — дал он выход своей ярости.
— А что вы хотите? — протестовал испуганный кабатчик. — Если бы я им сопротивлялся, мне бы перерезали глотку.
Рабек изливал на него оскорбления до тех пор, пока недостаток слов не заставил его остановиться, затем, еще раз презрительно рявкнув на него, он отправился за своей шпагой, которая была брошена в дальний угол. Он уже наклонился над ней, когда услышал позади быстрые шаги, и сердитый голос с нотками металла резко произнес его имя:
